Начнем с того, что в самой объективной стороне глобализации заложены, как говорят китайцы, и «инь», и «янь», т. е., и добро, и зло. Ведь само по себе экономическое взаимодействие сильных и слабых (как фирм, компаний, так и экономик государств) оборачивается (если ничто не корректировать) выигрышем первых и проигрышем вторых. Обобщенно это выражается в том, что субъекты высокой производительности в ходе рыночного обмена вознаграждаются добавленной стоимостью в большей степени, чем субъекты низкой производительности. А если последние в какой-то мере «изворачиваются», то это лишь усугубляет ситуацию, поскольку выигрыш обеспечивается (в условиях глобальной открытости) за счет низкой зарплаты, т. е. ценой консервирования бедности.
Добавим к этому, что на факторы доминирования сильных над слабыми, присущие рынку как таковому (т. е. примитивному его варианту), в глобальной экономической среде накладываются и другие многочисленные преимущества сильных, которые доводят неэквивалентность до такого абсолюта, в рамках которого навсегда, как кажется, закрепляется отсталость целых миров и появляются т. наз. конченные страны, т. е. страны, напрочь лишенные судьбы.
Причина непринятия мер, касающихся глобализации, заключена не столько в объективном, сколько во всевластии ТНК, которым сложившаяся ситуация крайне выгодна. Но можно прогнозировать, что и их (этих реальных хозяев планеты) отношение к происходящему, в конце концов, в корне изменится, поскольку сила ударов бумеранга по западному миру становится сопоставимой с ценой бизнес–благополучия. Остается немного (в этом нет сомнения) подождать, чтобы бумеранг в виде миграций, терроризма, антиглобализма и других, пока неизвестных нам явлений, решающе перевесил выгоды от катастрофического превосходства глобального Центра над глобальной периферией.
Что же касается идеологической и концептуальной стороны дела, то здесь важно отрешиться от доминирующего пока что подхода к нынешней глобализации как к чему-то безальтернативному, т. е. не поддающемуся трансформации.
Даже если считать риски и вызовы, идущие от глобализации, лишь объективно заданными, все равно имеется возможность скорректировать и обуздать многое из того, что является деструктивным. Возьмем дикий и необузданный нрав ТНК, их «неподчиненность» национально–государственной юрисдикции. Или проблему ограничения разрушительных волн спекулятивного капитала. Можно ли от всего этого защититься? Без сомнения, можно. И ссылки на объективный характер этих процессов тут не работают. Так же, как не срабатывали ссылки на неискоренимую жадность буржуа в XX в., когда человечество сумело обуздать и облагородить (тоже объективный по своей природе) «дикий» капитализм.
Конечно, нынешний «зверь» — другого масштаба, и меры, если говорить о конкретике, должны быть иными. Речь должна идти уже об институциональной перестройке планетарной, а не только страновой экономической среды. Для этого необходимы решения, основанные на консенсусе ведущих стран, на коренном изменении задач, полномочий и функций международных организаций, прежде всего финансово–экономических. Изменения, адекватные интересам всех миров (а не только миру высокоразвитых стран), должен претерпеть и международный правопорядок.
Пойдут ли на это страны Запада, сполна владеющие механизмами перераспределения миробогатства в свою пользу, вопрос не риторический. В экономике, в том числе в мировой (и глобальной), как и в физике, тоже действует закон, аналогичный третьему закону Ньютона — здесь тоже действие рождает (хотя и более запутанными путями) противодействие. И речь идет не только о нарастающих опасностях всепланетарных экологических катастроф, и не только о перспективе захлестывания благополучных стран многомиллионными потоками беженцев–мигрантов, но и о уже ощутимом росте сопротивляемости как на финансово–экономическом, так и политическом направлении.
Слишком многое из того, что происходит в глобальной экономике, противоречит декларативно исповедуемым Западом либеральным постулатам. Человек уже не рациональный, а иррациональный; экономика — не мотивационная, а перераспределительная; предмет бизнеса все в большей степени виртуальный; информационные технологии реализуются через сетевую несвободу; и не товар подгоняется к потребностям человека, как положено в условиях рынка, а человек подгоняется под товар и т. д. Все это вещи очень серьезные, причем многое из перечисленного вовсе не вытекает из глобализации как процесса, объективно заданного, а исходит от центра к периферии в качестве стратегически организуемых ударных волн.