Макрохристианский мир в эпоху глобализации

   •  потребность в примирении как внутри европейских стран, так и между ними, в основанных на принципах гуманизма, терпимости, межкультурного, межрегионального и межцивилизационного диалога стратегиях преодоления этнических конфликтов и распрей168;

   •  потребность в адаптации к процессу растущей взаимозависимости на региональном, континентальном и глобальном уровнях, отвергающей изоляцию от судьбы и проблем соседей как близких, так и дальних.

С этих позиций мы не видим принципиального противоречия между цивилизационным и функционально–прагматичным взглядами на единство Европы, характерными прежде всего для федералистов, с одной стороны, и функционалистов, неофункционалистов и трансакционалистов (последние убеждены в решающей роли контактов и коммуникаций среди факторов интеграции) — с другой169. Ведь акцентирование на важности денег и личных интересов не означает пренебрежения к моральным, духовным и политическим ценностям, к мыслителям, стремившимся объединить Европу на основе греко–римского античного наследия170, христианского мировоззрения, гуманистических идей Возрождения, Реформации и Просвещения.

Наоборот, стержневая для Совета Европы доктрина о правах человека вполне органично согласовывается с собственническо–рационалистическими мотивами и либерально–рыночными основами интеграции. «Отцы — основатели» единой Европы, такие, как Жан Моне или Роберт Шуман, действительно считали духовные и интеллектуальные идеалы главной побудительной причиной объединения Европы: как раз с целью защитить это величайшее наследие. Но, как справедливо указывает британский политолог, почетный профессор Лидского университета Филипп Тоди, «их действия, как и многих других, им подобных, основывались на предположении, что именно деньги — или, если кто-то отдает преимущество более красноречивым терминам, экономическое процветание — служат фундаментом европейского интеллектуального и культурного наследия»171.

Таким образом, Европа предстает как исполненный динамического формирования и развития цивилизационный порядок, основывающийся на определенной совокупности общих европейских ценностей, которые постепенно обретают нормативный характер в качестве общепризнанных европейским сообществом политико–правовых норм, стандартов, духовно–моральных обычаев и традиций.

Процесс интернационализации как фактор зарождения объединительных идей и тенденций в Европе XIX — начала XX вв.

На протяжении всего существования государств (в их современном понимании) интеллектуалы разных эпох пытались осмыслить пути предотвращения межгосударственных конфликтов. Еще задолго до появления гениальной фигуры Иммануила Канта осуществлялись поиски схем искоренения таких конфликтов или разработки системы вечного мира172. Отдельные исследователи в менее нормативной форме пытались отыскать теоретические основы для обеспечения условий прочного мира путем определенного сочетания внешних факторов и/или институтов, необходимых для снижения риска войны.

Существенное значение для понимания природы и тенденций современных интеграционных процессов в Европе имеет изучение генезиса, исторических обстоятельств и причин, благодаря которым идейно–духовные поиски общеевропейских мира и единства воплотились в организованном политическом движении за «Соединенные Штаты Европы». Хронологически такой сдвиг следует отнести к середине XIX в. Но зарождение и организационные ростки такого движения в виде первых политических «еврорешений» и общественных пацифистских структур следует отнести к началу XIX в., а именно к периоду с 1815 г., когда состоялся Венский конгресс, созванный в целях согласования новой концепции поддержания мира и баланса сил в Европе после победы над Наполеоном.

В этом плане можно утверждать, что именно тогда началось формирование практической фактографической базы для разработки научной теории реализма, наиболее выразительно представленной в трудах ее основателя Г. Моргентау. Важно отметить, что фактически «узаконенный» в науке «государственнический подход» к оценке международных систем привел к тому, что история XIX в. преимущественно писалась с националистических позиций: это история борьбы за гегемонию, кровавого соперничества, войн и конфликтов, амбиций, подъемов и падений, передела границ и сфер влияния.

Как отмечает английский политолог У. Уоллес, большинство историков XIX в. воспринимали тогдашние события сквозь призму «истории нации» и развитие национальной идентичности. Задачей ученых практически в любой стране континента было «использование истории для определения морали современности»: демонстрации центрального места Германии в европейской истории, исключительной роли Великобритании в европейских делах, цивилизаторской миссии Франции или имперских традиций Рима173.