Макрокосм Сережи Бондаренко (СИ)

- Все равно, пролистывая личные странички, дефектов не увидишь. На них все стараются выпендриться.

- Вообще-то, в чем-то ты прав, - Майк почесал ручкой в волосах. - Нужен практический подход. Ты когда выписываешься? Завтра? Завтра практикой и займемся.

Я застонал и схватился за голову.

***

Хелена прилетала из Лондона с пересадкой в Москве. Мы вроде и выехали заранее, но пробки на серпантине у Геленджика не дали нам торжественно и со свежим букетом встретить родственницу. В маленьком регистрационном зале было уже почти пусто, мама цокала каблуками и причитала, отец молчал и, судя по виду, волновался. Я растерянно огляделся, поискав взглядом даму средних лет, какой представлял лондонскую тетку, но увидел несколько семейств с детьми и отдельно стоящую под таблом девицу с дредами. И тут мама тихо сказала:

- Боже мой! Это ж надо было так вырядиться. Сорок лет - ума нет.

Я посмотрел в том же направлении, на девушку с головой в косичках. И только тогда понял, что это Хелена. Я раньше видел ее только на экране дедова ноутбука, и там она была мутным образом с искаженными камерой чертами. Я иногда здоровался с этим тусклым лицом, но всегда уходил, потому что боялся помешать долгим проникновенным разговорам отца с дочерью.

Хелена обернулась и смотрела на нас с улыбкой. На тетке были джинсы, кеды и индийская рубашка ниже колен с яркой вышивкой вокруг горла и на рукавах. Запястья в браслетах, кожаных и металлических, в носу - сережка, блестящий зеленый камушек. Все это, а еще сеточку морщин вокруг глаз и руки с выступающими голубоватыми жилками, я рассмотрел, подойдя ближе.

- Леночка, - раскрыла свои пахнущие духами объятия мама, - выглядишь замечательно! Будто девочка восемнадцатилетняя!

Хелена улыбалась. От нее тоже пахло, только не сладко, а горько. Горьким мандарином с ноткой ванили и чая. Она обняла меня и пробормотала:

- Ну, Сереж, ну вырос! Такой цыпленок был... мелкий...

Я нырнул с головой в этот запах и вынырнул ошалевшим - совсем не такой ожидал увидеть свою сорокадвухлетнюю тетушку с непонятной личной жизнью. И эти ее длинные светлые косички, собранные в хвост выше затылка. И голос - глубокий, тихий, что нужно прислушиваться, с трудно уловимой странностью, то ли в произношении слов, то ли в интонации.

- А где Света? - спросила Хелена, озираясь.

- Мы ее дома, на хозяйстве оставили, - поспешно отчиталась мама. - Скоро увидитесь.

Не могла же она сказать, что для Светки не хватило места в отцовом вольво.

- Дед? - спросила тетка.

- Все хорошо, ждет тебя, - ответил отец, глядя на сестру влажными глазами.

Они опять обнялись. Судя по папиным рассказам, в детстве были не разлей вода. Отец старше Хелены на семь лет, тетка была поздним ребенком, неожиданным подарком к сорокалетию бабушки.

В машине Хелена скинула кеды, поджала ноги и сидела на переднем сидении, развернувшись к брату, насколько позволял ремень безопасности, и глядя на того с умилением.

- Леночка, ты такая загорелая, - сказала мама, - ездила куда-то?

- Вырвались на неделю в Корнуэлл, - сказала тетка с непонятной гримасой.

- Понятно, - протянула мама, моментально среагировав на это множественное 'вырвались' и многозначительно поглядывая в зеркало заднего вида.

Но отец не видел ее приподнятой брови. Он расспрашивал Хелену о погоде и перелете. Ни слова о планах на будущее. Когда мы въехали в старую часть города, Хелена вытянулась и застыла, жадно глядя в окно. Мне казалось, я слышу, как у нее колотится сердце. Отец рассказывал, что его сестра всегда любила наш Бондаренковский дом, и когда пришло время уезжать на учебу в Англию, ревела и обцеловывала все стены. Она приезжала на похороны бабушки, но я тогда лежал в больнице с нервным срывом. Получается, у меня из всей нашей семьи от встречи с теткой самый большой шок, поскольку я меньше всех с ней знаком. Шок преодолим, разумеется, но послушать нашу маму, Хелена только и умеет, что куролесить и прожигать жизнь. Чего от нее ожидать - не знаю. Она ведь теперь от меня за стенкой будет жить. И самое обидное - вся Старая Кухня в ее распоряжении!

Дед стоял у порога, весь заплаканный. Тетка выскочила и тоже зарыдала, обняв отца, будто они каждый день по сети не общались. Мама бросилась к багажнику и схватила одну из тяжеленых теткиных сумок. А вот это уже диверсия с целью продемонстрировать Хелене, что у нас в доме прислуги нету и вообще, все держится на многострадальных маминых плечах. Я диверсию пресек. Просто взял из маминых рук сумку и поволок в дом, остальной багаж с радостью подхватил отец. Мама пожала плечами, мол, в кои-то веки ты, Сереженька, в чем-то помогаешь, хотя, конечно, не для родной матери стараешься, а для почти чужестранки.

Тетка с восторгом обежала сад, прилипла к стеклянной стене носом, подергала раздвижную дверь, но рабочие еще при прошлых квартирантах террасные двери намертво заблокировали - мама говорила, что ей важно слышать, как квартиранты через общий вход входят и выходят, а не через сад: мало ли, уйдут так потихоньку в день оплаты, и с концами. Потом Хелена зашла в холл, оглянулась, сказала рассеянно: