Макс

Переворачиваю его на лету так и сяк — ищу рану. Уши в порядке, морда и голова тоже. Провожу рукой вдоль крыльев. Они пока для настоящих перелетов коротковаты. Ярко-красное кровавое пятно расползается у меня по рукаву, но Тотал, похоже, на части пока не разваливается.

— Передайте Акеле, — стонет он, закатив глаза, — скажите ей, что она всегда была для меня единственной и неповторимой.

Акела — лайка-маламутка. Тотал сходит от нее с ума с тех пор, как встретил ее на «Венди К», корабле, на котором мы плыли в Антарктику с группой ученых, исследователей глобального потепления.

— Тихо, не вертись. Дай мне осмотреть тебя и найти рану.

— Я ни о чем не жалею, — продолжает слабо поскуливать Тотал. — Я думал, если у наших с вами приключений когда-нибудь наметится конец, я обрету сценическую славу. Знаю, эта мечта была безумной, но кто мог запретить мне мечтать сыграть дога прежде, чем меня настигнет смерть?

— Сыграть кого? — рассеянно переспрашиваю я, ощупывая его ребра. — У тебя все кости целы. Ты что, придуриваешься?

Тотал стонет, и глаза у него закрываются.

Наконец я нахожу ее, его страшную рану, из которой по капле сочится кровь.

— Тотал? — В ответ раздается новый душераздирающий стон. — У тебя ссадина на хвосте.

— Что? — Он извернулся посмотреть на короткий завиток у себя на попе. Попробовал им махнуть и на самом кончике обнаружил вырванный пулей клок.

— О боже! Я ранен! Я истекаю кровью! Эти подлецы еще поплатятся за мои страдания!

— Тотал! Тебя спасет пластырь. — Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться.

К нам подруливает Клык, большой, сильный, ловкий и прекрасный, как крылатая пантера.

Господи, что я за идиотка! Что это такое я говорю. Считайте, вы от меня этого не слышали.

— Ну, что там с ним? — спрашивает Клык, кивая на Тотала.

— Ему надо царапину пластырем заклеить.

Мы обмениваемся взглядами. Чего только в них нет — облегчение, взаимопонимание, ирония, любовь…

Забудьте про «любовь»! Забудьте! Я не в своем уме, совершенно точно, я спятила.

— Вон твой снайпер, вон там, видишь? — Клык показывает вниз.

Мгновенно переключаюсь на боевую готовность:

— Один или целая армия?

— Я только одного вижу.

Удивленно поднимаю брови:

— Получается, целой армии мы больше не стоим?

Глянула на Тотала:

— Давай-давай, раненый, раскрывай крылья. Ты и сам лететь можешь.

Он сжал волю в кулак и неловко спрыгнул у меня с рук. Отчаянно захлопал крыльями, но постепенно успокоился и почти что уверенно стал набирать высоту.

— В чем дело? — Игги, еще несколько минут назад кайфовавший на воздушной подушке, теперь вместе с остальной стаей придвинулся ко мне вплотную.

— Тотал в порядке. Внизу всего один снайпер. Надо его разоружать, пока не поздно.

Ангел потерлась об меня своим белоснежным крылом, улыбнулась, и на сердце у меня потеплело. Нельзя забывать, сколько в каждом из нас противоречий наворочено. Одних телячьих нежностей от моих ребят ожидать не приходится. Но зато если уж обласкают, так от всей души.

— Спасибо тебе, мое солнышко.

— Ох, мне кажется, сейчас что-то нехорошее случится. Давай поскорее с тем чуваком разберемся.

Долго меня уговаривать не надо — я уже и сама забираю вниз.

Создавшие нас психи-генетики помимо всяких других птичьих свойств наделили нас орлиным зрением. Так что прочесать землю даже больше чем с километровой высоты большого труда мне не составляет.

Я вижу его. Одинокий мужик отслеживает нас из окна здания совсем рядом с авиабазой. Виляем из стороны в сторону, резко перестраиваемся, то вниз бросимся, то круто вверх поддадим. Нам от всяческих охотников уходить не впервой — поднаторели.

— Прицельно вниз? — спрашивает Клык.

Кивнув ему, кратко через плечо инструктирую Игги:

— Игги, давай прицельно вниз. Угол примерно тридцать пять градусов. И сразу по стрелке на шесть часов.

Почему, спрашивается, Игги нужен дополнительный инструктаж? Если кто новенький и пока не в курсе, то запомните — он слепой.

Стремительно несемся вниз. На такой скорости, чтобы влететь в снайперское окно, восьми секунд за глаза хватит. Практики у нас достаточно — прием влетать в окно ногами вперед освоен нами досконально. Тысячу раз его повторить — любой дурак виртуозом станет. Бам-бам-бам, один за другим — и мы на месте. Коли вы видите в этом какие-то драмы и смертельные опасности, вы глубоко ошибаетесь. Считайте, лучше, что мы так развлекаемся. Или, точнее, жизнь наша такая: где развлечение, а где смертельная опасность, мы и сами-то разобраться толком не можем.

«Семь, шесть, пять», — отсчитываю я про себя. Дохожу до четырех — вдребезги разнесший окно взрыв подбрасывает меня вверх футов на десять.

3

ТРИ ДНЯ СПУСТЯ…

Привожу ниже список, неполный и обрывочный, того, от чего я неизбежно начинаю дергаться. Порядок произвольный.

1. Пребывание в закрытых помещениях и замкнутых пространствах.

2. Пребывание там, откуда не видно выхода.

3. Люди, которые обещают мне массу преимуществ и выгод и не догадываются, что я вижу их насквозь и отлично секу, что на самом деле они хотят, чтобы я плясала под их дудку.

4. Когда на меня напяливают выпендрежные шмотки.