– Фома, ты прости, ладно? Понимаешь, учителя почему-то всегда на меня в последнюю очередь думают, что ни случись. Не знаю я почему, хоть убей. Тоже ангелочка нашли, блин. А у тебя… Как это… Имидж хулигана. Я правда завтра же расскажу всё в школе. И классной, и завучу, если хочешь!
– На фига? – искренне удивился Денис. – Делать, что ли, нечего? – а потом хлопнул Бора по плечу и добавил: – Мне дома за то окно уже прилетело. Отец выдрал так, что еле сижу теперь. Ну выдрал и выдрал! Шкура крепче будет! Прикинь, смогу без проблем задницей вперёд сквозь самые колючие кусты проскакивать. Шкура-то – как у носорога, хрен порвёшь!
Потом они ещё поболтали немного, и Макс вернулся домой. Со временем эта история забылась. А сейчас вот вдруг вспомнилась.
«Она догадалась, наверное, что Денис тогда за нас двоих отдувался. Чёрт! Стыдобина жуткая… Надо рассказать всё. Лучше поздно, чем никогда!»
Но Елена Николаевна вдруг весело, заразительно засмеялась. Совсем как девчонка. И сказала:
– Да пошутила я, Максим! Проходи, проходи. Чай мои мужики пьют, с пирогами. Проходи и присоединяйся. Только через дверь!
В доме Фоминых, вернее, в половине дома, ибо вторую половину дома занимало не менее многочисленное семейство Игнатьевых, сегодня правил царь-пирог. Волшебный, тёплый, густой аромат обволакивал гостя ещё в прихожей и вёл его за собой туда, где на трёх огромных блюдах высились курганы из пирогов. Были тут пироги с мясом, с капустой, с яблоками, с вишней и ещё бог знает с чем. Максим, решив не сопротивляться могучей, увлекающей силе сдобного аромата, быстро стащил кроссовки, сунул ноги в дежурные гостевые тапочки и прошлёпал в комнату. За покрытым клетчатой скатертью круглым столом, стоящим в центре комнаты, под большим плетёным абажуром восседало всё семейство Фоминых. Дед, Денис Иванович, сухой, подтянутый старик с молодыми, ясными глазами стального цвета, попивал чай из блюдца, хрустя вприкуску большим куском сахара. Отец, Иван Денисович, крепкий, загорелый мужчина лет сорока, с роскошными гусарскими усами, помешивал ложечкой чай в большой железной кружке. Шестилетняя Варька, та самая чупакабра, на которую жаловался Бору Денис, смешливая и черноглазая, с аппетитом уплетала пирог с вишней, время от времени поглядывая на старшего брата. Денис же на Варьку не смотрел, он «работал на массу»: медленно и методично пережёвывал пирог с мясом. Определённо не первый и, видимо, не последний. Даже маленький Ваня, годовалый румяный карапуз, сидевший на своём детском стульчике, держал в пухлой ручонке маленький кусочек пирога. Не было только Елены Николаевны: на кухне пронзительно присвистнул чайник, и она отправилась заваривать свежий чай. Когда Максим вошёл в комнату, мужчины сразу шумно задвигали стулья, освобождая гостю лучшее место. Бор по очереди пожал руку деду, отцу, Денису, протянул указательный палец в качестве приветствия Ваньке. Фомин – самый младший сразу прекрепко ухватил палец: в семье определённо подрастал ещё один потенциальный десантник. Поздоровавшись со всеми от мала до велика, Бор приземлился на предложенное место. Меж тем вернулась Елена Николаевна.
– Так. А почему Максим без чашки? Денис, ну-ка быстренько принеси с кухни чашку, с зайцем которая. Она самая новая.
– Ну, мам… – заныла чупакабра. – Это же моя чашка, мне её купили…
– Варька! Цыц! – погрозила пальцем мать. – Из двух чашек сразу хлебать будешь, что ли?
Прикончив три пирога с капустой (своих любимых), два – с яблоком и выпив две чашки чаю, Максим осторожно наклонился к Денису и шепнул: – Фома, поговорить нужно. Тут случилось кое-что… Выскочим во двор часа на пол?
Денис кивнул, и они встали из-за стола.
– Спасибо, мам! – громко сказал Денис и погладил себя по животу. – Классные пироги!
– Спасибо, Елена Николавна! Не то слово какие классные… – закивал Бор.
– Неужто наелись уже? Может, лучше дома побудете, телевизор вон поглядите. А то снова влезете куда! Плёл мне ещё тогда: с дерева, мол, упал… Воротник тебе тоже дерево оторвало, что ли?! А, Денис? Сильное, видать, дерево было, рукастое!
Бор закашлялся, пытаясь скрыть желание рассмеяться. Врать Фома никогда не умел. Макс же решил в самое ближайшее время рассказать маме всю правду: о Миньке и его «банде», о Некрасове, о том, как он их с Денисом спас. А, возможно, сразу и о том, что случилось на реке, про водяного… Но его мама – это его мама. Лучший друг. Как Фомин. Или даже ещё лучше.
– Да пускай идут, проветрятся! – сказал дед, аккуратно ставя пустую чашку на блюдце и отодвигая в сторонку. – Глядишь, ещё аппетит нагуляют.
Глава девятая
Бор и Фомин вышли на крыльцо. На улице было тихо. Лишь иногда со стороны дороги доносился тяжеловесный грохот проезжающего грузовика или истеричный, визгливый рёв мотоциклетного мотора. Стайка воробьёв деловито копошилась в траве, склёвывая незрелые ещё семена. Кошка Муська с самым невинным видом прогуливалась неподалёку, будто бы и не глядя в сторону чирикающих комочков, меж тем незаметно приближаясь всё ближе и ближе.