Эта цель была двоякой. Во-первых, я хотел создать для маленького Макса и его сестренки нечто вроде священной пусаки — дворянской грамоты, которую бы они хранили как память о своих родителях после их смерти в нищете. И, во-вторых, я хотел, чтобы меня читали.
Да, я хочу, чтобы меня читали! Да, я хочу, чтобы меня читали! Я хочу, чтобы меня читали государственные деятели, обязанные внимать знамениям времени; писатели и критики, которые должны же, наконец, заглянуть в книгу, о которой говорят столько дурного; купцы, интересующиеся кофейными аукционами; горничные, которые могут получить меня за несколько центов в библиотеке; генерал-губернаторы в отставке и министры в должности; лакеи этих превосходительств — проповедники, которые, по заветам предков, будут говорить, что я посягаю на всемогущего бога, тогда как я восстаю против бога, которого они создали по своему образу и подобию; тысячи и десятки тысяч экземпляров из породы дрогстоппелей, которые, продолжая вести свои делишки в прежнем духе, будут громче всех кричать: «Какая прекрасная книга!»; члены парламента, которые должны знать, что делается там, в огромной стране за морем, принадлежащей Нидерландскому королевству...
Да, меня будут читать!
Если эта цель будет достигнута, я останусь доволен. Я не стремился к тому, чтобы писать хорошо... Я хотел писать так, чтобы меня услышали; и как тот, кто кричит: «Держи вора!» — мало заботится о стиле своего импровизированного воззвания к публике, так и мне совершенно безразлично, как отнесутся к форме, в какой я выкрикнул свое: «Держи вора!»
«Книга пестра... в ней нет пропорций... погоня за эффектом... стиль плох... автор неопытен... нет ни таланта... ни метода...»
Прекрасно! Прекрасно! Все очень хорошо — но яванцы подвергаются угнетению!
Ибо опровергнуть основную тенденцию моей книги невозможно!
Впрочем, чем громче будут возмущаться моей книгой, тем лучше, ибо тем больше шансов, что я буду услышан! А этого я и хочу!
Но вы, кого я тревожу в ваших «спешных делах» и в вашем «спокойствии», вы, министры и генерал-губернаторы, не рассчитывайте чрезмерно на неопытность моего пера! Я еще научусь писать и после некоторых усилий добьюсь такой убедительности, что сам народ поверит в правду моих слов. Тогда я попрошу у народа места в парламенте, хотя бы для того, чтобы протестовать против «удостоверений в добропорядочности», которыми обмениваются знатоки индийского вопроса, — быть может, для того, чтобы высказать странную идею: что это качество действительно должно цениться...
Чтобы протестовать против бесконечных карательных экспедиций и геройских подвигов по уничтожению бедных, несчастных созданий, которых сначала насилиями доводят до восстания...
Чтобы протестовать против позорного бесстыдства циркуляров с призывами к общественной благотворительности в пользу жертв организованного пиратства.
Правда, повстанцы — изголодавшиеся скелеты, а пираты — откормленные молодцы!
Если же мне не дадут места в парламенте, если мне по-прежнему не будут верить?
Тогда я переведу свою книгу на те немногие европейские языки, которые я знаю, и на те многие, которым я могу еще научиться, чтобы потребовать у Европы того, чего я напрасно искал в Нидерландах.
И во всех столицах будут петь песни с припевом:
Между Фрисландией и Шельдой Лежит разбойничья страна!
А если и это не поможет?
Тогда я переведу свою книгу на малайский, яванский, сунданезский, альфурский, бугинезский, баттакский языки...
И я взращу сверкающие мечами военные песни в душах мучеников, которым я обещал помочь, я, Мультатули!
Спасение и помощь на пути закона, если это возможно; на законном пути насилия, если иначе нельзя.
А это неблагоприятно отразится на кофейных аукционах нидерландского торгового общества!
Я не из тех поэтов, что спасают мух, я не сентиментальный мечтатель, как попираемый Хавелаар, выполнявший свой долг с мужеством льва и выносивший голод с терпением сурка.
Эта книга — лишь введение...
Я удесятерю силу и остроту моего оружия, когда это понадобится.
Дай бог, чтобы это не понадобилось!
Нет, это не понадобится! Ибо тебе посвящаю я эту книгу, Вильгельм Третий, король, великий герцог, принц, — более чем принц, великий герцог и король... — император пышного царства Инсулинды, что вьется вокруг экватора, как смарагдовый пояс...
Тебя я спрашиваю доверчиво, твоя ли королевская воля:
чтобы Хавелааров забрызгивали грязью слеймеринги и дрогстоппели?
и чтобы там, вдалеке, более тридцати миллионов подданных подвергались насилиям и угнетению от твоего имени?[163]
Мультатули
Макс Хавелар или Кофейные аукционы нидерландского торгового общества
Роман. Перевод с голландского под редакцией А. Сиповича
Государственное издательство художественной литературы. Москва, 1959