Макс. Охотник

Брательники сидели до поздней ночи. Меня вежливо попросили вон, да я и сам не горел желанием выслушивать семейные воспоминания. Ждан укатил под утро в гостиницу к Берте, чтобы уже через несколько часов выехать из Зареченска к себе домой.

В нашей квартире к завтраку никто не встал. Я не придал этому значения. Поклевав остатки вчерашнего пира, я убрался на кухне и ушел обратно в свою нору, погрузившись в свой мир. На следующий день мы завтракали с Тарасом вдвоем. Непривычно хмурый и молчаливый, он сказал, что маме нездоровится, и пускай, мол, она отлежится. Проводив Тараса на работу, я зашёл к маме. Она лежала на краю кровати, лицо ее было покрыто бисеринками пота, затрудненное, хриплое дыхание прерывалось глухим тяжелым кашлем. Левая рука слегка дрожала.

Предательский холодок пробежал по телу. Нет, не может быть! Да как же так! Да нет, ерунда, у нас ведь уже пятая вакцинация Врачи из каждого утюга заверяли – мол, враг не пройдет, вы защищены как никогда.

Но перед глазами стояло желтушное лицо Ждана, нет, не лицо, а мерзкая тошнотворная рожа. Быстро метнувшись за градусником, сунул его маме в подмышку и в ожидании мерил шагами комнату из угла в угол. Тридцать восемь и пять! Господи, ни хрена себе приболела! Убью гада! Трясущимися руками схватил телефон, набрал номер, объяснил как мог ситуацию диспетчеру скорой и сел у маминых ног.

– Максим… Там, на верхней полке… В документах доверенность на тебя… И завещание… найдешь…

– Ты что? Не думай даже! Всё будет хорошо! Ты просто слегка приболела, сейчас приедет врач сделает укол, и ты скоро выздоровеешь!

Мама только робко улыбнулась. Скорая приехала быстро. Мимо меня пролетело какое-то мелкое недоразумение в белом халате и в маске. Стрельнув в меня глазищами, оно запорхало вокруг мамы. Через минуту этот вулкан энергии умчался из квартиры. Я стоял и хлопал глазами как дурак.

Но тут медичка вернулась, волоча за собой сложенные носилки и скомандовала:

– Укладываем!

Словно завороженный, я помог уложить маму на носилки, на полном автомате взялся за ручки средства переноски. Этот энерджайзер в халате рванул так, что носилки чуть не выскользнули из моих рук. Плохо помню, как оказался на улице, причём в одних носках, как грузили маму в машину, как мне отказали поехать с ними… Дав врачихе номер своего мобильного, проводил взглядом карету скорой и растерянно уселся прямо на асфальт.

Вечером Тарас чуть не заработал от меня в дыню и покорно выслушивал все, что я думаю про бандеровских тухлодырых сифилитиков и весь тарасов род в частности.

А утром позвонили из больницы и предложили мне пройти обследование: диагноз у мамы подтвердился. Не дослушав мои вопли о вакцинации, врачах-пидарах и прочий словесный понос, молча повесили трубку.

Дядя Боря пообещал все узнать и перезвонить мне. Спустя какое-то время вдруг позвонил Гоблин. Ему резко поплохело прямо на рынке, товарки по прилавку дотащили Тараса до рыночных ворот и бросили там дожидаться скорой. Новость не вызвала никаких эмоций: в душе-то я понимал, что Тарас ни в чем ни виноват. Но! Одно большое «но»!

Дядя Боря навестил меня спустя день. Ничем обрадовать не смог, сказал только, что врачи продолжают борьбу и состояние стабильное. На мои крики в адрес нашей медицины зло ответил, чтобы я прекратил истерику и верил в удачный исход. Я, дурак, забыл, что дядиборина жена тётя Лена – врач.

Ночью у меня поднялась температура, к утру растащило конкретно. Я крутился, метался по кровати как резаный. Сил хватало только дойти до туалета. Кашель выворачивал нутро. Мечталось заснуть, чтобы во сне пережить этот кошмар. Не хватало воздуха. Сколько это длилось, сколько я не спал – не знаю. Где-то на полу звонил телефон, но мне было не до него.

В полуобморочном состоянии доковылял до кладовки, с трудом открыл дверь, собрав все силы, дотянулся до бутылки из горючих запасов Тараса. Открутил зубами пробку и опрокинул посудину в рот. Жгучее пойло обожгло горло.

На периферии угасающего сознания уловил какие-то изменения в окружающем мире: удары в дверь, суета теней, увидел, вроде, даже ту активную пигалицу из скорой. Вот ведь как, почти помер, а всё туда же – девуля, по ходу, чем-то зацепила!

Чёрная воронка и провал в темноту.

В себя пришел в одноместной палате. Рядом стоял аппарат ИВЛ. Понятно, выжил, значит. Интересно, а за что это мне такие хоромы, и как я вообще сюда попал? А как там мама… Черт, мама! На глаза попалась большая красная кнопка. Недолго думая, нажал на нее, и в палату вошел какой-то биоробот женского рода.

– Как вы себя чувствуете?

– Спасибо, гораздо лучше. Как там моя мама?

– Скоро придет доктор, он вам все расскажет, – и женщина в скафандре отвела глаза.

Сердце сжал сильный спазм – я все понял. Мамы больше нет. Приходил еще один в скафандре что-то говорил, потом замолчал и ушел. Этот мир для меня умер.

Дни мелькали один за другим, часто заходили разные люди, что-то в меня кололи, брали разные анализы, делали какие-то измерения. Я ни на что не реагировал.