Макс Шрёдингер (СИ)

— Как? — шок на лице Маши.

Хорошо, что Маша не вспомнила тогда, зачем шла.

— Ты слышала, что я тебе только что рассказывала? — вздохнула Аня. — Или ты как…

— Как Макс? — подначил её я и она покраснела. — Всё нормально, я знаю, что тормоз.

— Хорошо, — холодно заявила Маша. — Почему?

— Они заставили меня выбирать: Новый Бурс или Макс.

— И почему Макс? Ты посмотри на него: плешивая бородка, тощий, мямля, чуть не расплакался, когда я сказала, что ты ушла.

Её слова меня не задевали. Я хорошо себя знал, а на правду не обижаются. Она не видела того, что увидела во мне Аня.

— Он миленький, — улыбнулась Аня.

«Я ожидал, что она скажет что-нибудь другое», — вдруг словил я приступ стыда.

— Мне неприятно тебе сообщать, — холодно и по словам произнесла Маша, — но ты променяла идею на хуй.

— Идею чего? Посадить на трон нового тирана? Так, стой, ответь мне на вопрос: ты хочешь жить в мире, полностью построенном на справедливости и законе? В мире, где нет воров, грабителей, коррупции среди чиновников, какого-либо непотребства, наркотиков, выпивки, везде высокие нравственные стандарты. Хочешь?

— Это то, о чём мы с тобой мечтали, — напомнила Маша.

— Это то, о чём мечтала ты. Я могу осуществить твою мечту.

— Как? Как ты это сделаешь, если ты уже сбилась с этого пути? Он тебе своим членом подсечку поставил!

— А ничего, что я тут с вами? Хотя разговаривайте, это лучше, чем драться, — буркнул я, вываливая рыбу в панировке из старых сухарей. Будет хрустящей, просто прелесть.

— Никто мне ничем подсечек не ставил, — раскраснелась она. — Решайся.

— Я хочу. Да, это моя мечта. Я до сих пор не оправилась с того раза.

— Хорошо.

— И как ты её исполнишь? Сотрёшь всем память и сделаешь мир во всём мире?

— Не язви. Такой мир уже есть. Я отправлю тебя в Олдвинд.

— Звучит, словно Олдвинд — сказка, — заметил я. — Ну не в плане, что он нереален. Это как-то всё ванильно, похоже на рай.

— Потому что всё это неважно! — выкрикнула Аня, швыряя нож в стену. Тот крутанулся и воткнулся в бетонный блок на половину лезвия, вибрируя в стене. — Это место не рай и не ад, оно просто такое же, как и все остальные. Ты меняешь одну колоду карт на другую — правила игры остаются те же, — вздохнула она. — Отец убил бы меня за такие слова.

Она подошла к стене, потянула за нож, но в руках осталась только ручка.

— Извини, я тебе и стену испортила, и нож.

— Кто ты такая, Ань? — с ужасом уставилась на неё Маша.

— Это бесполезно, — отозвался я, переворачивая рыбку. Запах разливался по кухне. Кот бы точно с ума уже сходил. — Она никогда не отвечает.

— Потому что это неважно, — пожала она плечами и от её тела пронеслась вспышка света. Лезвие ножа рассыпалось прахом, как верхняя часть пилона. В голове раздался крик Виктории из воспоминания. — Маш, решай давай. Ты самый обычный смертный, которую я знаю довольно хорошо, но ты честная со мной и с собой. А ещё я не отказываюсь от своих слов.

— Сделать мир вокруг меня справедливым? — вспомнила Маша и всхлипнула. — Я не поняла, почему в Олдвинде плохо, но исполни свои слова, пожалуйста, я готова.

Она встала, расставила руки.

Аня рассмеялась, глядя на Машу.

— Ну, звезда прям, — мотнула она в сторону Маши головой, обращаясь ко мне. — Пальцы растопырь! — Маша растопырила пальцы как смогла. — А теперь снежинка, — расхохоталась Аня. — Садись, не позорься. Я смогу тебя отправить, но не сейчас. Мне с отцом договариваться нужно будет. Или с Кассандрой. Или с Майклом. Я сама не умею.

Маша села, не понимая, что происходит.

— А может нам с тобой просто сбежать ото всех?

— От кого? От этих? От них можно не сбегать, — фыркнула Аня. — Да и я хочу прожить с тобой твою жизнь, а не свою, — Маша перевела взгляд со смущённой Ани на меня, потом обратно на Аню, сама смутилась. — Моя всё равно никогда не закончится, — с некоторым сожалением добавила миленькая девушка, на вид которой было лет семнадцать-восемнадцать.

Мы ещё полчаса готовили и общались на кухне. Аня пообещала, что не будет Маше стирать память, а потом стёрла память, где она это обещала. На мой немой укор сказала, что плохо подумала. Потом мы травили байки из детства и когда Аня рассказывала что-то из её детства, это выглядело как-то странно. Что должно было звучать грустно — звучало забавно, а что должно было бы позабавить, то ввергало нас в ступор. Правда больше без кровавых подробностей.

За еду меня хвалили. Что-что, а мой желудок Шрёдингера натренировал меня вкусно выготавливать. Рыбка получилась сочной и хрустящей, хорошо приправленной. С вареной картошкой и укропом — объедение. Аня вначале недоверчиво смотрела на мой шедевр, открыла было рот, но не критиковала, вспомнив недавний разговор.

Я мыл посуду, пока девушки обсуждали какие-то штуки из Нового Бурса. Я попытался слушать, но там мелькали какие-то имена. После того, как действующих лиц стало три я запутался и потерял нить повествования.