Макс Вебер: жизнь на рубеже эпох

В конце декабря 1878 года четырнадцатилетний Макс Вебер сообщает в письме своему кузену Фрицу Баумгартену о подарках, которые он получил в родительском доме в Шарлоттенбурге на рождество: «это, во–первых, английское издание Шекспира, к которому я, впрочем, пока не могу приступить ввиду недостаточного знания языка. Ведь английским я занимаюсь всего три месяца, но думаю до Пасхи изучить его настолько, чтобы более или менее сносно понимать прочитанное. — Далее три тома “Греческой истории” Курциуса, которую я просил в первую очередь и которая меня очень интересует. Я уже много успел прочесть и могу лишь восхищаться изяществом языка и формы, в которой изложены все события. Кроме того, я получил книгу “О Цицероне и его друзьях”, немецкое переложение франкоязычной работы Буасье. Из нее я пока успел прочитать лишь немного, но думаю, что мне она будет в высшей степени интересна»[16]. Помимо этого родители подарили ему искусствоведческое издание репродукций и два романа Вальтера Скотта — «Талисман» и «Квентина Дорварда», а своему кузену Вебер пишет далее о том, что сейчас он как раз закончил читать «сложную для понимания» книгу историка и лингвиста Виктора Хена под названием «Культурные растения и домашние животные и их переселение из Азии в Грецию, Италию и другие европейские страны», а в остальное время он интересуется латинскими писателями, читает «Историю Рима» Тита Ливия «и тому подобное».

И тому подобное. В зависимости от издания, общий объем всех этих рождественских подарков был не меньше четырех тысяч печатных страниц плюс более пятисот страниц истории растений и животных в разных культурах и Тит Ливий. Юноша, стало быть, довольно много читает. «Не исключено, — пишет он в том же году, — что я особенно восприимчив к книгам и, соответств., к содержащимся в них изречениям и выводам»[17]. Даже если предположить, что в письме кузену, на тот момент студенту факультета классической филологии и археологии, Вебер предпочел не упоминать о не столь поучительных подарках, а в заявлении о том, что через полгода занятий английским он сможет более или менее сносно понимать Шекспира в оригинале, можно уловить некоторую долю бахвальства перед тем, кто старше его на восемь лет, — сам факт получения подобных подарков многое говорит о том, как воспринимали юного Макса Вебера его родители и ближайшее окружение. В одиннадцать лет он получает в подарок автобиографию Бенджамина Франклина, в двенадцать — читает «Государя» Макиавелли, «заглядывает» в сочинения Лютера, как он пишет матери, изучает генеалогию правящих династий Средневековья и интересуется у бабушки, что у них говорят по поводу турецкой войны[18]. В четырнадцать лет он рисует историческую карту Германии 1360 года. «Эдинбургскую темницу» (англ. «The Heart of Midlothian») Вальтера Скотта пятнадцатилетний Вебер называет одним из самых захватывающих романов из всех, какие он знает. В отличие от него, его одноклассники с большим интересом читают «всякого рода современные базарные байки» и скандальные истории, «в точности так, как я себе представляю чтение благородного Рима в эпоху первых императоров»[19].

На самом деле этот мальчик не просто читает — он уже с самого раннего детства фиксирует свои впечатления от прочитанного, а они не ограничиваются смешными в своем детском глубокомыслии замечаниями о Гомере как о «кладези мудрости для всех возрастов»[20]. Так, по поводу «Илиады» он отмечает, что ей не хватает драматизма, ибо к каждой надвигающейся катастрофе читатель уже готов заранее. Впрочем, Вебер не считает это недостатком: чтение можно прервать и возобновить в любой момент, а, кроме того, эпосу позволительна лишь незначительная степень «увлекательности», ведь в конечном счете его задача — прославление героев. Вебер очень рано начинает наблюдать за собой в процессе чтения. В этом небольшом обзоре четырнадцатилетний юноша в ответ на просьбу кузена рассказать о своих любимых писателях упоминает и оценивает не только произведения Вальтера Скотта и Виктора фон Шеффеля, но и Геродота, Тита Ливия и Цицерона. Правда, в ответ на свой комментарий к последнему Веберу пришлось выслушать упреки в том, что свои суждения о книгах он черпает из других книг, но он тут же парирует: если мнение Теодора Моммзена совпадает с его мнением, то, скорее всего, это объясняется тем, что речи Цицерона предполагают именно такую трактовку.