Читаем «Максим» не выходит на связь полностью

Франц двинул его в бок. Оказывается, он тоже заметил соседку и кивком и гримасой предлагал Петеру перейти в наступление. Сам Петер ни за что не решился бы заговорить с девушкой, но в присутствии приятеля ему просто необходимо было поддержать репутацию неотразимого совратителя.

Он закурил и с напускной небрежностью спросил:

– Надеюсь, фройляйн не мешает дым?

Блеснули в улыбке белые зубы.

– А я как раз думала, какой вы изберете гамбит!

Такая реакция спутала все карты Петера, но тут на выручку пришел Франц.

– Предложи ей сигарету, болван! – свирепо прошептал он Петеру в ухо.

К концу фильма Петер уже знал, что девушку зовут Бригитта, что она учится в техническом училище в Штутгарте и проводит каникулы в Мюнхене у родственников.

После сеанса Петер весьма прозрачно намекнул Францу:

– Ты, старина, кажется, спешил в лагерь?

– С чего это ты взял? – удивился тот, а затем, сообразив что к чему, насупился и нехотя пробурчал: – Ах да! Верно. – И язвительно добавил: – Спасибо за напоминание, друг!

Бригитта весело рассмеялась, прощаясь с Францем. И смех ее в ушах очарованного Петера прозвенел серебряным колокольчиком.

А она чертовски мила! Особенно понравились Петеру темно-карие глаза с полузакрытыми тяжелыми веками – ну, совсем как у красавиц на картине Боттичелли, что висела над эрзац-камином в столовой у Нойманов. И чувственные полные губы. Они были чуть подкрашены, эти многообещающие губы. Странно, ведь членам Союза немецких девушек запрещается всякая косметика…

Бригитта болтала без умолку, пытаясь, как заметил Петер, прикрыть бойкой светскостью свою застенчивость. Это открытие придало ему смелости, и он дерзновенно взял ее под руку на глазах у девушек-баварок в цветастых платьях и тирольцев в шляпах с перышками и кожаных коротких штанах.

Глаза Бригитты, и цветущие липы на Кауфингерштрассе, и вокруг каждого уличного фонаря на набережной Изара рой бледно-зеленых мотыльков-однодневок… И первый неуклюжий поцелуй под полной луной на мосту Максимилиана… Все свободное время до осени проводил он с Бригиттой. И в день, когда ему пришлось провожать ее в Штутгарт, сентиментальные слезы навернулись на глаза сверхчеловека.

В Виттенберге угрюмо лили дожди. Мутти с утра до вечера лила слезы по отцу. Лена изредка приходила, ругала мужа пьяницей и бабником и, поглаживая заметно округлившийся живот, обещала назвать будущего солдата фюрера Адольфом. А Петер все бегал, проверял, не пришел ли по почте долгожданный ответ из Берлина. Ответ, который должен был решить судьбу Петера, Франца и Карла.

Еще в лагере они собрали совет, чтобы обсудить планы на будущее. Началось все с рассказа Карла о тех оргиях, что закатывали видные эсэсовцы на своих роскошных виллах под Берлином и Веной. Раскрыв рот слушали Петер и Франц красочный отчет графского сынка, хорошо знавшего многих эсэсовских офицеров, о патрицианских забавах эсэсовских бонз Штайнера и Гилле, Зеппа Дитриха и сына кайзера, принца Августа Вильгельма, группенфюрера СС, которого на эсэсовском Олимпе звали запросто «Авви». Дух захватывало от той картины светской жизни, которую так аппетитно смаковал Карл. Первый акт на первом этаже: пир современных викингов. Дамасская скатерть, севрский фарфор, старое серебро, мозельское и рейнское вина в резном хрустале. Все это еврейские трофеи СС. На столе ножки фазана, сочащаяся кровью благородная оленина, иранская икра – пальчики оближешь! Второй акт на втором этаже: восхитительные женщины, звезды кино из студии УФА, дивы балета, умопомрачительные декольте и черный чулок с розовой подвязкой. И меню почти столь же богатое, как на первом этаже. И всюду: «Евреев надо отдать на растерзание зверям – надо быть добрым к бедным животным!» И после каждого тоста за него – «Хайль Гитлер!» – все вдребезги разбивают бокалы из дорогого хруста ля об пол – ведь за него по закону германского рыцарства положено пить только раз из одного бокала. А потом можно пить шампанское из туфелек дам. Сплошной «зиг хайль» на высшем уровне! Долой покрывало с мистерии любви, к дьяволу все мещанские запреты!

«Попасть в число этих счастливчиков, стать одним из них!..» – так думал Петер. И когда Карл выдохся, он вскочил и сказал, сжав кулаки и зубы:

– А мы чем хуже этих «рыцарей»?! Мы еще можем заставить их потесниться у праздничного стола! Нужно одно – верно определить азимут, напролом ринуться к цели… Я уже все взвесил. Теплые местечки в партии и СС достаются тем, кто оканчивает школы Адольфа Гитлера, институты национального политического образования и замки орденов. В школу Адольфа Гитлера нас не примут – туда берут мальчишек от двенадцати до восемнадцати. В орденские замки нас тоже не возьмут – туда отбирают самых лучших выпускников институтов национального политического образования и школ Адольфа Гитлера. Следовательно, подаем заявления в один из тридцати институтов…

Перейти на страницу:

Все книги серии Наши ночи и дни для Победы

Кукушата, или Жалобная песнь для успокоения сердца
Кукушата, или Жалобная песнь для успокоения сердца

Роковые сороковые. Годы войны. Трагичная и правдивая история детей, чьи родители были уничтожены в годы сталинских репрессий. Спецрежимный детдом, в котором живут «кукушата», ничем не отличается от зоны лагерной – никому не нужные, заброшенные, не знающие ни роду ни племени, оборванцы поднимают бунт, чтобы ценой своих непрожитых жизней, отомстить за смерть своего товарища…«А ведь мы тоже народ, нас мильоны, бросовых… Мы выросли в поле не сами, до нас срезали головки полнозрелым колоскам… А мы, по какому-то году самосев, взошли, никем не ожидаемые и не желанные, как память, как укор о том злодействе до нас, о котором мы сами не могли помнить. Это память в самом нашем происхождении…У кого родители в лагерях, у кого на фронте, а иные как крошки от стола еще от того пира, который устроили при раскулачивании в тридцатом… Так кто мы? Какой национальности и веры? Кому мы должны платить за наши разбитые, разваленные, скомканные жизни?.. И если не жалобное письмо (песнь) для успокоения собственного сердца самому товарищу Сталину, то хоть вопросы к нему…»

Анатолий Игнатьевич Приставкин

Проза / Классическая проза / Современная русская и зарубежная проза
Севастопольская хроника
Севастопольская хроника

Самый беспристрастный судья – это время. Кого-то оно предает забвению, а кого-то высвобождает и высвечивает в новом ярком свете. В последние годы все отчетливее проявляется литературная ценность того или иного писателя. К таким авторам, в чьем творчестве отразился дух эпохи, относится Петр Сажин. В годы Великой отечественной войны он был военным корреспондентом и сам пережил и прочувствовал все, о чем написал в своих книгах. «Севастопольская хроника» писалась «шесть лет и всю жизнь», и, по признанию очевидцев тех трагических событий, это лучшее литературное произведение, посвященное обороне и освобождению Севастополя.«Этот город "разбил, как бутылку о камень", символ веры германского генштаба – теории о быстрых войнах, о самодовлеющем значении танков и самолетов… Отрезанный от Большой земли, обремененный гражданским населением и большим количеством раненых, лишенный воды, почти разрушенный ураганными артиллерийскими обстрелами и безнаказанными бомбардировками, испытывая мучительный голод в самом главном – снарядах, патронах, минах, Севастополь держался уже свыше двухсот дней.Каждый новый день обороны города приближал его к победе, и в марте 1942 года эта победа почти уже лежала на ладони, она уже слышалась, как запах весны в апреле…»

Петр Александрович Сажин

Проза о войне
«Максим» не выходит на связь
«Максим» не выходит на связь

Овидий Александрович Горчаков – легендарный советский разведчик, герой-диверсант, переводчик Сталина и Хрущева, писатель и киносценарист. Тот самый военный разведчик, которого описал Юлиан Семенов в повести «Майор Вихрь», да и его другой герой Штирлиц некоторые качества позаимствовал у Горчакова. Овидий Александрович родился в 1924 году в Одессе. В 1930–1935 годах учился в Нью-Йорке и Лондоне, куда его отец-дипломат был направлен на службу. В годы Великой Отечественной войны командовал разведгруппой в тылу врага в Польше и Германии. Польша наградила Овидия Горчакова высшей наградой страны – за спасение и эвакуацию из тыла врага верхушки военного правительства Польши во главе с маршалом Марианом Спыхальским. Во время войны дважды представлялся к званию Героя Советского Союза, но так и не был награжден…Документальная повесть Овидия Горчакова «"Максим" не выходит на связь» написана на основе дневника оберштурмфюрера СС Петера Ноймана, командира 2-й мотострелковой роты полка «Нордланд». «Кровь стынет в жилах, когда читаешь эти страницы из книги, написанной палачом, читаешь о страшной казни героев. Но не только скорбью, а безмерной гордостью полнится сердце, гордостью за тех, кого не пересилила вражья сила…»Диверсионно-партизанская группа «Максим» под командованием старшины Леонида Черняховского действовала в сложнейших условиях, в тылу миллионной армии немцев, в степной зоне предгорий Северного Кавказа, снабжая оперативной информацией о передвижениях гитлеровских войск командование Сталинградского фронта. Штаб посылал партизанские группы в первую очередь для нападения на железнодорожные и шоссейные магистрали. А железных дорог под Сталинградом было всего две, и одной из них была Северо-Кавказская дорога – главный объект диверсионной деятельности группы «Максим»…

Овидий Александрович Горчаков

Проза о войне
Вне закона
Вне закона

Овидий Горчаков – легендарный советский разведчик, герой-диверсант, переводчик Сталина и Хрущева, писатель и киносценарист. Его первая книга «Вне закона» вышла только в годы перестройки. «С собой он принес рукопись своей первой книжки "Вне закона". Я прочитала и была по-настоящему потрясена! Это оказалось настолько не похоже на то, что мы знали о войне, – расходилось с официальной линией партии. Только тогда я стала понимать, что за человек Овидий Горчаков, поняла, почему он так замкнут», – вспоминала жена писателя Алла Бобрышева.Вот что рассказывает сын писателя Василий Горчаков об одном из ключевых эпизодов романа:«После убийства в лесу радистки Надежды Кожевниковой, где стоял отряд, началась самая настоящая война. Отец и еще несколько бойцов, возмущенные действиями своего командира и его приспешников, подняли бунт. Это покажется невероятным, но на протяжении нескольких недель немцы старались не заходить в лес, чтобы не попасть под горячую руку к этим "ненормальным русским". Потом противоборствующим сторонам пришла в голову мысль, что "войной" ничего не решишь и надо срочно дуть в Москву, чтоб разобраться по-настоящему. И они, сметая все на своем пути, включая немецкие части, кинулись через линию фронта. Отец говорил: "В очередной раз я понял, что мне конец, когда появился в штабе и увидел там своего командира, который нас опередил с докладом". Ничего, все обошлось. Отцу удалось добиться невероятного – осуждения этого начальника. Но честно могу сказать, даже после окончания войны отец боялся, что его убьют. Такая правда была никому не нужна».

Овидий Александрович Горчаков

Проза о войне

Похожие книги