Максимилиан Робеспьер

Но, открывая объятия своему политическому противнику, Максимилиан хотел лишь показать, что не смешивает личных и партийных отношений.

— Пусть наш союз, — сказал он, — зиждется на священной основе патриотизма и добродетели: мы будем бороться, как свободные люди, энергично, с прямотой, но с уважением и чувством дружбы.

Неподкупный еще раз оказался триумфатором. И если в начале своей кампании против войны он был одинок, то теперь его поддерживали такие закаленные якобинцы, как Марат, Демулен, Сантер и Билло-Варен.

Однако реальная сила медленно, но верно сосредоточивалась в руках жирондистов. Их красноречие и, главное, направление их политики уже начинали пленять Собрание. В их руках были главные муниципальные должности в провинциях и в столице; сам парижский мэр проявлял к ним благоволение. Если в начале сессии новой Ассамблеи большинство их лидеров были малоизвестны, то теперь их голоса гремели и в Собрании и в Якобинском клубе. Двор, предвкушая скорое осуществление своей заветной мечты, для виду готов был расшаркаться перед теми, кто стремился претворить его мечту в действительность. В марте 1792 года король согласился сформировать министерство из жирондистов. Это была вершина их могущества! Главные роли в новом министерстве играли министр внутренних дел Ролан и министр иностранных дел Дюмурье. Впрочем, первый из них прославился преимущественно как муж госпожи Ролан. Деятель недалекий и ограниченный, он был креатурой Бриссо и своей жены. Иное дело — Дюмурье. Этот невысокий смуглый человек с лживым и мягким взором, вкрадчивой, но решительной речью и галантными манерами казался одаренным и, главное, умел произвести впечатление на окружающих. Конечно, новое министерство шокировало двор. Его прозвали «министерством санкюлотов». Когда долговязый Ролан с прилизанными волосами, в черном фраке и туфлях в тесемками первый раз появился на заседании совета министров, смущенный церемониймейстер подошел к Дюмурье и, указывая глазами на столь конфузное отступление от этикета, тихо сказал:

— Ах, даже нет пряжек на башмаках!

— О! — с полнейшей невозмутимостью ответил министр иностранных дел. — Все погибло!

Жирондисты упивались своей славой. Их политическим центром стал салон госпожи Ролан, умной, честолюбивой и красивой женщины, умевшей в непринужденной беседе за чашкой кофе организовать обсуждение вопросов, связанных с политикой и тактикой жирондистской партии. Манон Ролан давала частые обеды, на которых встречались новые министры и лидеры Собрания — ведущие депутаты Жиронды. Их влияние увеличивалось с каждым днем, и министерство чувствовало себя под охраной их красноречия как за каменной стеной.

Но если жирондисты были сильны своим влиянием в Ассамблее и ратуше, если в их руках сосредоточивались министерские должности, то главную мощь — мощь на час — им создавала поддержка народа, который был увлечен ими и который им пока безусловно верил.

Тяжелое экономическое положение, в котором уже давно находилась Франция, резко ухудшилось с начала нового, 1792 года. Эмиграция духовной и светской аристократии понизила спрос на предметы роскоши, производство которых прежде занимало одно из первых мест во французской промышленности. Мелкие и средние предприниматели начали разоряться. Одновременно сократился объем строительных работ. Тысячи рабочих потеряли грошовую заработную плату и оказались выброшенными на улицу. Неуклонно продолжал падать уровень жизни сельского населения. Цены не переставали расти, хлеба не было, сахар исчезал.

Уже в январе 1792 года начались волнения рабочих и ремесленников. В ряде кварталов столицы голодные бедняки громили лавки и склады, добиваясь, чтобы торговцы продавали продукты по твердым ценам. Продовольственные волнения охватили многие районы страны. В Париже и в провинции сельская и городская беднота требовала нормированных цен на хлеб, зерно, сахар.

9 марта 1792 года мэр города Этампа Симоно отдал приказ стрелять по толпе. Возмутившиеся бедняки убили его. Дело Симоно на какой-то момент привлекло всеобщее внимание. Священник-якобинец Доливье отправил в Ассамблею послание от имени граждан Этампа, оправдывавшее и теоретически обосновывавшее движение бедноты. Он осуждал чрезмерное скопление богатств в руках частных лиц, призывал к нормировке цен и протестовал против неприкосновенности земельных владений крупных собственников.

Но Законодательное собрание осталось глухо к требованиям народа. Несмотря на протесты Робеспьера и Марата, оно увековечило память этампского мэра, но встретило молчанием адрес Доливье.

Только Робеспьер в газете «Защитник конституции», которую он начал издавать в это время, напечатал петицию этампского священника и снабдил ее своими комментариями.