Максимилиан Робеспьер

Жирондисты старались использовать передышку. Словно забыв недавние удары, они наглели ото дня на день. Особенно ободрило их то, что якобинцы не поддержали попытку народного восстания, предпринятую 9— 10 марта, под руководством «бешеных».

Однако вскоре все изменилось. В том же марте внезапно произошли непредвиденные события, которые заставили монтаньяров переосмыслить свою стратегию и тактику. Этими событиями были восстание в Вандее и измена Дюмурье.

Вандея и соседние с ней области представляли экономически отсталые провинции страны. Патриархальное крестьянство, основное их население, было связано крепкими узами со своими помещиками. Почти изолированные от идей революции, слабо проникавших в эти окраинные районы, завидовавшие быстро богатевшей буржуазии и подстрекаемые кулацкой прослойкой, забитые крестьяне Вандеи оказались весьма восприимчивыми к контрреволюционной пропаганде дворянства и духовенства. Орудовавших здесь роялистов-эмигрантов щедро субсидировала Англия. В первые же дни мятежа повстанцы захватили Нант и устроили резню, в которой погибло более пятисот сторонников революции. Вскоре восстание перекинулось в Нормандию и Бретань.

С Дюмурье дело обстояло и того хуже. Этот кумир жирондистов давно уже вел двойную игру. Не выполнив приказа Конвента о занятии Голландии, бывший военный министр бездействовал всю зиму, дав возможность австрийцам реорганизовать и усилить свою армию. Затем он вступил в тайные переговоры с врагом, а в Париж отправил наглое письмо, в котором называл Конвент «сборищем дураков» и требовал уничтожения Якобинского клуба. Авантюрист мечтал о военной диктатуре. Но он просчитался, переоценив свое влияние на солдат. Пойдя по стопам Лафайета, он вынужден был разделить и его судьбу. Когда измена стала явной, армия покинула Дюмурье, и в конце марта он с небольшой группой приближенных бежал к австрийцам. Французам пришлось оставить Бельгию. Войска интервентов вновь оказались у порога республики.

И вандейский мятеж и в особенности измена Дюмурье сильно дискредитировали жирондистов.

Господа эти не предприняли каких-либо действенных шагов, чтобы подавить мятеж в зародышевой стадии. Напротив, ему дали окрепнуть и переброситься в соседние районы. В этом не было ничего удивительного: многие из «государственных людей» втайне сочувствовали контрреволюционному восстанию. В равной мере не могла смутить жирондистов измена Дюмурье, отнюдь не являвшаяся случайным делом: она символизировала настроения крупной буржуазии, окончательно отошедшей от революции и стремившейся объединиться с роялистами. Да, теперь лидеры Жиронды видели единственное спасение для себя и тех слоев, которые они представляли, в поражении республики. Это было очевидно. И очевидность этого проявилась в первую очередь в стремительном росте влияния «бешеных». Отныне их поддерживали не только плебейские массы, но и значительная часть мелкой буржуазии. Отныне их социальная и политическая программа стала казаться единственно пригодной для спасения независимости и завоеваний революции.

Левые якобинцы во главе с Шометом уже давно находили точки соприкосновения с Жаком Ру. Теперь, в начале апреля, Коммуна решительно поддержала требование максимума и тем самым подала руку «бешеным».

Очнулся и Дантон. Как бы стыдясь за свою недавнюю слабость, он начал действовать с порывистой горячностью, тем более что лидеры жирондистов, сваливая с больной головы на здоровую, пытались обвинить его в предательских махинациях с Дюмурье, Выступая в Конвенте 1 апреля, он потребовал, чтобы монтаньяры отказались от каких-либо соглашений с «государственными людьми». Он был одним из инициаторов восстановления Чрезвычайного трибунала для борьбы с контрреволюцией, переименованного вскоре в Революционный трибунал. Наконец, Дантон сделался самым влиятельным членом образованного 6 апреля Комитета общественного спасения — нового органа, получившего весьма широкие полномочия, вплоть до права контроля над Исполнительным советом.

Очередь была за Неподкупным.

Неподкупный, казалось, выжидал. Он молча наблюдал за всем происходившим. После выступления Дантона он еще помедлил два дня. Затем 3 апреля поднялся на трибуну с видом мрачной решимости.

— Пора кончать комедию! Необходимо, чтобы Конвент принял революционные меры — свобода под угрозой!..

Оратор разнес жирондистский Комитет обороны, назвав его советом Дюмурье. Он набросился на сообщников мятежного генерала и потребовал возбуждения дела против Бриссо.

Это была прелюдия. Полный текст обвинительного акта — подлинного обвинительного акта, который составлялся в течение многих дней и ночей, — «государственные люди» получили 10 апреля.

Свою длинную речь Робеспьер начал словами:

— Сильная партия ведет вместе с европейскими тиранами заговор с целью дать нам короля и аристократическую конституцию.