Мактуб. Пески Махруса

Не в силах удержать свой гнев, я отчаянно дергаю ногой, наивно рассчитывая на то, что вмажу одному из ублюдков по яйцам. Знаю, что не должна проявлять агрессию, чтобы не спровоцировать сбой в плане, и все же не могу сидеть сложа руки, точнее ноги, когда в таком ключе говорят о ребенке, о маленькой девчонке, к которой я успела прикипеть, даже не видя ее лица, лишь прочувствовав и разделив с ней ее страх, который полностью повторял пережитый мной ужас в детстве. Порыв альтруизма заканчивается полным фиаско, дрожь отвращения резко проходит по моему телу, как только я ощущаю липкую и шероховатую ладонь одного из подонков (скорее, Азиза), плотно обхватывающую мою щиколотку.

— Вы уверены, что это она? Эрика Доусон? — большой палец араба медленно скользит по моей коже, и я вновь содрогаюсь от ощущения брезгливости и его мерзкого двусмысленного прикосновения ко мне. Я сейчас жалею о том, что мой рот плотно заклеен, и меня не может стошнить прямо в его ублюдочную морду. — Эту в загон, к остальным детям, — отдает приказ так называемый «Азиз».

Мне сложно называть эту Тварь человеческим именем. И все они здесь хуже животных — деятели «Шатров Махруса» — настоящие браконьеры, охотники на живую плоть, организовавшие свой собственный «черный рынок», приносящий их верхам миллиарды долларов в год.

— Абсолютно уверены, Азиз-бей[5], — отвечает один из моих похитителей, и по опускающимся нотам в голосе могу представить, как он почтенно склоняет голову перед Азизом.

— Ее трудно узнать в одежде. Хотя должен признать, что в длинном платье объект выглядит еще более соблазнительно, чем на фотографиях, — добавляет второй, низко прогоготав и хрюкнув.

Девочка, все ещё прижимающаяся ко мне, замертво вцепилась в мое предплечье, но я не чувствую физической боли, полностью сосредотачиваясь на разговоре мужчин. Арабский я, конечно, знаю, и знаю неплохо, но после стольких лет без практики приходится напрягаться, чтобы полноценно понимать их речь сквозь слои тошнотворного мешка. Я сто раз помою голову, когда все закончится, чтобы избавить свои волосы от жуткой вони.

Когда ладонь Азиза скользит чуть выше, моя нога вновь инстинктивно дергается, кулаки непроизвольно сжимаются, пульсирующая боль вспыхивает в затекших за спиной запястьях. Мне хочется кричать, но это приводит лишь к тому, что я начинаю задыхаться.

Держи себя в руках, Эрика. Ты здесь для того, чтобы выманить Ильдара. Ты под надежной защитой, за тобой наблюдают, тебя оберегают. Ты знала, что так все и будет, когда шла на это. Все хорошо.

Все, бл*дь, просто отлично.

— Это точно. Что ж, вы быстро справились с заданием. Видад будет в восторге от нашей оперативности.

— Он заберет ее лично?

— Нет, — категорично отрезает Азиз, сжимая икроножную мышцу своим шершавым и мерзким щупальцем — именно так я могу охарактеризовать его прикосновения, и никак иначе. — У нас есть сутки, чтобы подготовить ее к передаче покупателю. За ней явится подельник Видада. Хотя, учитывая проблемы, возникшие в ходе операции, я намерен поднять цену вдвое.

— В начале мы столкнулись с определенными трудностями, но поймать и привести ее сюда, было довольно просто.

— Вы не привели за собой хвост?

— Нет, мы все проверили, Азиз-бей.

Ага, как же. На то, меня и оберегают лучшие агенты ЦРУ, чтобы оставаться незамеченными до необходимого и кульминационного момента.

— Отличная работа. Сейчас, ей нужно будет провести типовые процедуры перед передачей и поселить в отдельном шатре. Руки оставить связанными, грязный рот заклеенным. Я навещу ее после подготовки. А пока приму другую поставку, — с ухмылкой в голосе заключает Азиз, и я стараюсь не думать о каких, мать его, процедурах идет речь. — И напоминаю: ее нельзя трогать. Никому, кроме меня и заказчика. Я вам руки отрежу, если узнаю, что товар подпортили. Наша задача — наоборот, привести ее в полный порядок перед продажей. А эту, пожалуй, отправьте к подросткам, — заканчивает Азиз, имея в виду тихо завывающую малышку. — Ей лет девять, верно? Чудесный возраст для того, чтобы воспитать в ней преклонение и покорность.

У меня все внутренности скручиваются от леденящих душу слов ублюдка и страха за девочку. Нет! Не позволю…

— Будет сделано, Азиз-бей.