Мактуб. Пески Махруса

Возвращаться домой даже на ночь не входило в мои планы. Но я понимаю, что не смогу ничего сделать до начала аукциона. Эрике придется какое-то время провести в «Шатрах Махруса», и я отстрелю яйца любому, кто посмеет тронуть ее. А потом пристрелю тех, кто послал Эрику сюда. Они вынесли ей смертный приговор точно так же, как только что Таир Кадер. Его я убить не могу. Так вышло, что сначала он стал моим наставником, а потом и членом семьи. Когда-то я считал, что Таир оказал мне честь, а сейчас понимаю, что он использовал ещё один способ связать мне руки.

— Но я же не могу сказать своей любимой дочери, что вина за постоянные отъезды ее мужа лежит на мне. Ты — мужчина, найди способ успокоить женщин. Побалуй подарками, удели внимание. Не мне тебя учить.

— У меня всего одна ночь, — напоминаю я.

— Джамаль, хороший муж всегда найдет варианты.

* * *

Просторную виллу в тихом отдаленном районе Асада я построил по собственному проекту, смешав современные итальянские и традиционные для моей страны стили. Легкий воздушный симметричный фасад с сочетаниями светлых тонов, черепичной крышей и декорированный мозаикой фундамент. Классические, в европейском стиле, кованые ворота с автоматическим управлением и высокий забор, оборудованный системами слежения по всему периметру.

Огромный особняк, большой внутренний дворик, утопающий в зелени, фонтаны с чистейшей водой, бассейн, искусственный пруд, беседка, напоминающая восточный шатер и прочие изыски роскоши — не совсем вяжутся с моим статусом. Согласно досье, я скромный архитектор Джамаль Каттан, смышлёный и талантливый парень, который родился и вырос в Асаде, рано потерял родителей, получил хорошее образование в Америке и по большей части работаю именно там или в Европе, иногда в Азии, даже в Африке — создаю уникальные дома для толстосумов. Пересекаю границу я уже под другим именем. Джейдан Престон, конечно, не единственное. И легенда, и биография каждый раз зависят от задания и географии места пребывания. Мне приходилось быть итальянцем, евреем, турком… Адамом, Массимо, Салимом… Но домой возвращаюсь я всегда как Джамаль Каттан, странствующий архитектор и муж.

Я не предупредил Лейлу и Аиду, что приеду, и поэтому, когда автомобиль въехал во внутренний двор, никто не выбежал мне навстречу. Не скажу, что сей факт меня сильно расстроил. Мысленно я находился совсем в другом месте. Старый слуга Калиф, присматривающий за домом в мое отсутствие, сообщил, что женщины отправились в город, чтобы пройтись по магазинам в сопровождении Зары, прислуживающей в доме со дня свадьбы с Лейлой и приходящейся моей первой жене очень дальней родственницей. Я не вмешиваюсь в досуг женщин, они отлично знают традиции Анмара, регулярно посещают мечеть, соблюдают предписания пророка и никогда не сделают ничего, что могло бы опорочить мое и их имя.

Отпустив водителя до утра, я сразу направился в мужское крыло. Принял душ, переоделся в домашнюю одежду. В стенах своего дома мужчины и женщины одеваются точно так же, как в других странах

— никаких особых восточных изысков. Выбор зависит исключительно от вкуса и возможностей кошелька. Моя работа в АРС оплачивается более чем достойно, но мое детство и юность, проведенные в бедности и труде, наложили свой отпечаток. Я не привык жить на широкую ногу и знаю цену деньгам. Однако в свой дом я вложил все самое лучшее. Ничего не поделать — красивые вещи и женщины — моя вечная слабость.

Внутренний дизайн виллы я подбирал в современном стиле. Арки, решетчатые перегородки, ковры, портьеры, пестрые подушки, мозаика, роспись — дань традициям, так сказать.

Моя спальня не отличается от комнаты любого обеспеченного европейца или американца. Она соединена дверью с рабочим кабинетом, который является самым светлым и комфортным помещением виллы. Кабинет представляет собой просторный овальный зал с большими арочными окнами, в мое отсутствие закрытыми жалюзи, чтобы никакие любопытные носы не сунулись в мою святая святых. Любые изображения людей и живности в Анмаре, как и во многих других арабских странах, под запретом, и быть художником-портретистом здесь невозможно по ряду причин. Да, времена изменились, и никто не бросит меня за решётку за картину с обнажённой женщиной, но и одобрения и признания ждать абсурдно и нелепо.

Если бы Кадер знал о том, что я храню в своей мастерской, то лично бы спалил кабинет. Я до сих пор помню, как прятал от отца свои первые наброски на смятых клочках бумаги, выполненные углем; свои черные пальцы, которые я впопыхах вытирал платком, услышав его шаги за дверью. Уже тогда я рисовал Эйнин. Маленькую девочку в абайе и плотном никабе, склонившуюся в молитве, но уголь не мог передать лазурный небесный оттенок ее глаз, напоминающий мне море, которое я видел только на страницах книг.

В кабинете есть где развернуться, в отличие от крошечной студии в Нью-Йорке. Находясь в Асаде, я много времени провожу в мастерской в полном одиночестве, не допуская женщин и слуг на свою территорию, здесь же молюсь, когда слышу азан муэдзина из мечети, находящейся чуть ниже по улице.