— Нечто прекрасное... мучительное... иллюзорное.
— А говорите — любовь?
Рокот в коммутаторе.
Тина поднимает трубку. Мигом взволновавшись, велит Касьянову идти в кабину.
Отогнув откидное сиденье, Касьянов встает на него коленом. Через стеклянный ромб двери
— Натали! Натали? — его голос трепещет.
Квартира Касьяновых. На стуле телефон со снятой трубкой. Из трубки голос Касьянова: «Натали, Натали?..»
Свесившись с тахты, Наталья берет с пола пачку сигарет и спички.
Закуривает. Облокачивается на подушку. Не беря трубки со стула, страдальчески произносит:
— Я плохо сплю. Просила звонить днем. Ты звонишь ночью. Пиши письма.
— Но ты не отвечаешь.
— Не о чем писать.
— Всегда было о чем.
— В давно прошедшие времена.
Наталья сдувает сигаретный пепел, откидывается на подушку, лежит изнеможенная.
Г о л о с и з т р у б к и. Натали, куда ты делась?
Касьянов распахивает дверь кабины. Сиденье с выстрельным звуком хлопает о стену.
— Тина, исчезла слышимость.
Телефонистка высовывается в оконце.
— Слышимость идеальная: даже доносит, как она курит.
Касьянов закрывает дверь кабины.
— Наташенька, скажи хоть, какие новости?
Наталья наклоняется к трубке, лежащей на стуле.
— Слышимость, которую ты имеешь в виду, есть. Самые существенные новости те же: за мной ухаживает Валентин Георгиевич. Намерения серьезные.
— Ты куришь?
— У тебя восхитительный нюх!
— Ты передай подполковнику: я сочувствую, что от него сбежала жена. И предупреди: я тоже офицер и способен защищать свою честь.
— Интересно, каким образом?
— С помощью оружия. Холодного или огнестрельного.
— И на дуэль ты способен?! Восторг!
Наталья пристукнула трубку к рычажкам телефонного аппарата.
Опять Касьянов выскочил из кабины, умоляющим тоном крикнул:
— Тина, помогите! Скажите ей... что со мной творится.
На стуле возле Натальи долго и лихорадочно звонил телефон. Наконец-то она взяла трубку, но безмолвствовала.
И снова Тина уловила ее дыхание.
— Наташенька, я телефонистка. Мужчины не заслуживают веры. Но ваш муж, он изметался.
Наталью тронуло вмешательство телефонистки.
— Спасибо, девушка. Только напрасно вы принимаете мою самозащиту за жестокость.
— Ага... — растерянно догадалась Тина и строго взглянула на Касьянова.
Касьянов посмотрел на нее с укором: как она может судить, не зная истины?
ДВА ПОСЛАНИЯ
Я возвращалась от Натальи в позднее время.
Прошлой ночью между землей и вселенной пластались битумные тучи и скрадывали свет луны.
Теперь небо, промытое ливнями, шлифованное молниями, было полностью открыто, и вселенная на редкость чисто проявила Млечный Путь. Казалось, он просел под собственной тяжестью: тянулся почти над головой, его звездные ветви, обычно мутно туманные, просматривались до самой чуточной блестки.
Земля как бы отражала космическую ясность. Четко прорисовывался газонный ежевник. Он цвел, и взгляд улавливал вокруг колосков пушок тычинок и пыльцы. Сиял стеклянный ворс на листьях вязов. Собачье гавканье, если принимались лаять все дворняги улицы, не сливалось, не сглаживалось: оно взлетало красиво, отдельно, как пламя костров на поле в пору запоздалой копки картофеля.
Была необычайная ясность и в моем состоянии. Я заметила, что такая ясность мозга, зрения и всего организма случается редко и только за полночь, когда просторы заворожены тишиной, а узы солнца ослаблены.
Все это наводило на впечатление собственной телесной вечности, словно ты никогда не износишься и твое ощущение мира будет бесконечно и так же чутко и прозрачно, как сейчас.
Не спалось. Я думала о загадочности того, как подбираются странные, по мнению их окружения, а на самом деле нерасторжимо прекрасные супружеские пары: наверно, я рядом с Касьяновым воспринималась бы с недоумением диковинки? И может, с куда большим неприятием?
Нет сомнения, люди начали сознавать, что их отрицательное отношение к выбору, совершенному какой-то женщиной или каким-то мужчиной, не имеет здоровой нравственной и умственной основы, потому что в каждом семейном союзе есть закрытые, непостижимые для посторонних силы взаимной притягательности. И все-таки мы усвоим, когда станем мудрей, что не дано нам судить кого-то из тех, двоих, пара они друг для дружки или не пара. Разве нам ведомо, что их сблизило и соединяет? Да ведь и сами они зачастую не подозревают обо всем том, что неодолимо держит их рядом.
А пишу я об этом потому, что, испытывая душевное расположение к Наталье, нет-нет да и настраивалась на такой лад: она оригинальна, естественно оригинальна, добросердечна, пытлива, но слишком женственна, не в меру боготворит Марата и...
Неужели я ревную, сама не подозревая об этом? Проклятая подкорка, она подчас настолько скрытно поступает, что ведешь себя, как бумажный кораблик: куда-то несешься и не догадываешься — почему.
Конверт был раздутый. Достала оттуда тетрадные, в косую клеточку листки. Почерк завитушистый.