Малая Бронная

Через две недели ее, бледную, исхудавшую, с навсегда, казалось, залегшими под глазами синими тенями, выписали домой, наказав матери давать ей побольше печени, гречки, гранатового сока и других содержащих железо продуктов. Гемоглобин очень низкий, большая кровопотеря. Гренадерского вида тетка, главврач больницы, сообщила Инке перед выпиской, что детей иметь она теперь не сможет. В басовитом голосе тетки проскальзывало плохо скрытое злорадство. Наверное, только высокое положение родителей да крупная взятка мешали ей заявить:

– Дождалась, шлюха подзаборная? Ноги раздвигать тебе нравилось, а отвечать за свои поступки – нет?

Инка не стала задерживаться в ее кабинете, хмуро кивнула и вышла. Мать ждала ее на крыльце, обняла, смотрела как-то искоса, вбок, как будто – небывалый случай! – ощущала свою вину перед дочерью. Вместе они сели в специально заказанное такси и понеслись по присыпанной первым снегом ноябрьской Москве.

Инна смотрела на мелькавшие за окном дома, на голые скверы, заплеванные вывески, тускло освещенные магазины. Все кругом было грязным, болезненным, серым. Ей казалось, что и внутри у нее та же промозглая хлюпающая хмарь. Ничего не осталось от прошлой, радостной и счастливой жизни, ничего. Володя, человек, которого она любила больше всего на свете, которому доверяла безоговорочно, предал ее. Забыл, отвернулся, не пришел на помощь. Мать, которой самой природой наказано заботиться о ней, собственноручно обрекла ее на ужас и боль, лишила женского естества, едва не убила. Отец ничем не помешал ей, самоустранился, словно его все это и вовсе не касалось. Они, все трое, – соучастники, все приложили руку к ее убийству. Люди, которых она любила, которым верила…

Что ж, урок она усвоила навсегда. Отныне она никому никогда не будет доверять, ни на кого не станет рассчитывать. Она больше никому не позволит сделать себе больно, никого не допустит к себе ближе чем на десять шагов. Она сделается подозрительной и изворотливой, будет бить первой и не гнушаться добивать упавшего. Она никогда и никому не протянет руку помощи, потому что знает теперь, что в протянутую руку легче всего вонзить нож. Она сама по себе, волк-одиночка, сильный и страшный. Отныне и навсегда она все будет решать сама, ни на кого не полагаясь, никого не принимая в расчет, и будь проклят тот, кто попытается перейти ей дорогу. Все доброе в ней, все чуткое, нежное и отзывчивое вырезали в голубой операционной.

– Ну как теперь, отлежишься недельку дома – и в школу? – осторожно спросила мать.

Инка отвернулась от окна и бросила:

– В школу я больше не вернусь, достанешь мне справку по состоянию здоровья. Экзамены сдам экстерном. А сейчас сразу начну готовиться к поступлению в МГУ на экономический.

– Это кто так решил? – по привычке взвилась мать.

– Это я так решила, – веско выговорила Инна и, взглянув на опешившую Елену, посоветовала: – Привыкай, мама!