Малая Глуша

Он вдруг понял, что не представляет, каким будет обратный путь, да и думать об этом не хотелось.

Но псоглавец лязгнул длинными челюстями и одним прыжком очутился в реке. Длинная полотняная рубаха закрутилась вокруг его колен.

Они остались стоять в сырой траве; Инна склонилась над распахнутым чемоданом, перебирая пальцами вещи, словно в них был залог того, что все кончится хорошо.

– Хотите мандарин? – спросила вдруг она.

– Что?

– Мандарин, – терпеливо пояснила Инна. – Вот.

Она протянула ему на шершавой ладони маленький приплюснутый мандарин, горевший как китайский фонарик.

– Спасибо, – сказал он, подумав, что вместе с мандарином она предлагает ему простые дружеские отношения, а он принимает их. Он взял мандарин, вновь отметив отсутствие фаланги на мизинце. – Вот, – сказал он неловко. – Видите? Вот все, что им от меня потребовалось.

Она нахмурилась:

– Что?

– Ну, кусок пальца. Жертва. Символическая.

– Что за глупости, – сказала она. – У вас с самого начала так было.

Я еще до Болязубов заметила, когда мы сидели рядом с муравейником.

Помните?

– Нет. – Он поправил себя: – То есть помню, как сидели…

Она тоже взяла мандарин и ловко поддела шкурку острым красным ноготком. Сразу пошел запах, резкий и новогодний, и у него заныло в животе от предчувствий радости и праздника, которые он всегда связывал с этим запахом. Долька просвечивала нежно-оранжевым и была похожа на мочку детского уха.

– Инна, – сказал он, раздавив языком нежную мякоть, – я вот все думаю. Это нам кажется? Или на самом деле? Песьеголовый сказал, что тут все одинаково настоящее. Или одинаково ненастоящее. Вы понимаете? А если мы никогда не выберемся отсюда? Так и будем в мороке. Нам будет казаться, что мы нашли своих близких, разговариваем с ними. Как вы думаете?

– Думаете, там, за рекой, настоящее? – спросила она, и ему не понравился вопрос.

– Да, – сказал он. – Там есть несомненные вещи. Неотменимые. Жизнь и смерть. А тут все… зыбко. Если нет смерти, где жизнь? Если все правда, где неправда? Как проверить, Инна? Как проверить?

– Жалеете, что пошли? – спросила она, искоса глянув на него черным глазом.

– Просто хочу понять, – сказал он. – Хотя нет. Не знаю. Может, и жалею. Здесь нет настоящего, Инна. А значит, моя боль тоже ненастоящая, выходит, так? Моя память? Моя женщина?

– Любовь, – сказала она тихо.

– Что?

– Любовь, если есть, всегда настоящая. Как иначе?

– Наверное, вы правы, – согласился он, устало покачав головой.? Наверное, вы правы.

– А как тигренок попал в чашку? – спросила она.

– Что?

– Ну, книжка. Сказка. Вы говорили.

– А… ну, пришла семья, собралась садиться за стол, чай пить, на столе стоит серебряный молочник, и чайник, и чайные чашки, и вдруг видят, что в одной из чашек сидит маленький-маленький тигренок.

Он вдруг почувствовал, как все вокруг делается мутным и расплывается и становится трудно дышать.

– Маленький-маленький тигренок, – повторил он и вытер глаза рукой.

Потом он опустился на землю и заплакал уже всерьез.

Иннина жесткая ладонь погладила его по плечу.

– Ну, все, все, – сказала она. – Хватит. Вы скоро ее увидите.

Заберете домой. Честное слово. Все будет хорошо. Честное слово, вот увидите.

Ладонь ее пахла мандарином.

Он встал и вытер слезы.

– А что это была за книжка? – спросил он. – Ну, которую он забрал?

Которая ему понравилась?

– Хаггард, – сказала она. – “Копи царя Соломона”. Про африканских колдунов и про подземелья. Юрка ее любил. Боялся и любил. Знаете, дети любят иногда бояться.

– Знаю, – сказал он.

Страшная Гагула и грозный король кукуанов. Вот что будет теперь читать псоглавец в своей землянке.

– Я тоже любил в детстве эту книгу, – сказал он. – Она казалась мне страшной, но на редкость увлекательной. Странно. Когда я уже взрослым попробовал ее перечитать, я так и не сумел понять – чего я так боялся? Почему замирало сердце? Помню, там был подземный похоронный склеп, в пещере, они сажали тела своих царей на камень, сверху капала известковая вода, покрывала тела каменной пленкой… А вы, наверное, больше любили про прекрасную Маргарет?

– Да. – Она кивнула.

– Понятное дело. Там все из-за любви. А в “Копях царя Соломона”? из-за денег.

Она, наклонившись, застегивала чемодан. Юбка обтянула аккуратную круглую попку, а сквозь разошедшийся шов светилось белое бедро. Он отвел глаза.

Почему она так и не вышла замуж? Из-за сына? Боялась, что это покажется ему предательством? Она работала в поликлинике, а там все-таки иногда попадаются мужчины. Наверняка за ней кто-то ухаживал

– солидный пожилой терапевт или молодой веселый рентгенолог. Или просто пациент, одинокий и неустроенный, заглядевшийся на ее ловкие веселые руки за травленым стеклом больничного окошка, принес ей как-то цветы и коробку конфет и робко пригласил в кино?

– А как назад, вы не знаете? – спросил он неожиданно для себя.

Она покачала головой.

– Здесь все делается само, – сказала она. – Одно действие тянет за собой другое. Не так, как там.