Малая земля

Интересно, чем же он ухитрился настолько заинтересовать местную контрразведку, что ради его спасения (рядовой Райян, блин!) выслали целую группу местного спецназа? В смысле ОСНАЗа? Где-то прокололся, сказал что-то не то? А хрен его знает, вполне может и так оказаться. Наговорил он в этом времени достаточно. Собственно, скорее всего, никакой загадки и вовсе нет. Просто сопоставили все то, о чем он рассказывал, «поменяв местами» основной и вспомогательный десанты, с реальным развитием событий, сильно удивились, почесали в затылке – и решили, что с непонятным старлеем нужно пообщаться в более спокойной обстановке… любопытно только, с ним в Геленджике или Туапсе разговаривать станут – или сразу в Москву отправят? Да и какая разница в принципе? Скрываться от предков и дальше Степан не собирался. И без того сделал немало – и высадившимся под Озерейкой десантникам вырваться помог, и историю Малой земли чуток подкорректировал, и от местного особиста, что тот колобок из детской сказки, в немецкий тыл сбежал. Но сейчас – все, хватит. Амба, как местные братишки-морпехи говорят. С Шохиным такое не прокатит, тут вообще без вариантов. Видал он подобных и в своем времени – вроде и шутит, и глаза добрые да понимающие, а как в упор взглянет – случайно вроде бы, угу! – так сразу мороз по коже. И понимаешь внезапно, что вся твоя хитро…выкрученность для него так, на один зубок, как говорится. Так что на фиг-на фиг.

Закончился «командир погибшей при высадке разведгруппы особого назначения».

Остался исключительно комвзвода морской пехоты 382-й ОБМП ЧФ старший лейтенант Алексеев….

К своим добрались не все.

Троих бойцов пришлось оставить там, в безымянном лесу в нескольких километрах от Мысхако – забрать с собой тела павших никакой возможности не имелось. Единственное, на что, хоть и крайне неохотно, согласился Шохин – наскоро похоронить их в крошечном овражке в паре десятков метров от места боя. Ближе было нельзя – рано или поздно гитлеровцы обнаружат убитых егерей. И, пытаясь выяснить, кто их перебил, наверняка раскопают свежую могилу.

Уложивший вместе с телами покореженный осколками гранаты пулемет и парочку алюминиевых немецких фляжек, Алексеев надеялся, что это позволит будущанским поисковикам без проблем назвонить металлодетекторами место захоронения. Впрочем, даже если это и случится, опознать бойцов все равно не удастся, в любом случае перезахоронят безымянными. Просто потому, что не было времени нацарапать их фамилии на каком-то личном предмете – котелке, там, или той же фляге…

Погибли младший сержант Анатолий Мелевич, один из осназовцев, имени которого старлей так никогда и не узнал, и главстаршина Егор Прохоров, всеми силами стремившийся поучаствовать в бою вместе с боевыми товарищами. В бою, оказавшемся для радиста последним…

Глубокой ночью старший лейтенант и контрразведчик поднялись на борт одного из быстроходных катеров, доставивших на плацдарм боеприпасы, провизию и пополнение. Все произошло настолько быстро, что Степан даже не успел доложиться кап-три Кузьмину – разве что с Аникеевым и Левчуком удалось попрощаться. Прямо там, на узком и каменистом берегу, освещаемом резким химическим светом запускаемых фрицами ракет.

Вот только прощание вышло каким-то… странным, что ли? Нет, не с Ванькой, которому Степан просто сунул в руки трофейный пистолетик, напутствовав насчет подарка медсестричке, и порывисто обнял напоследок – со старшиной.

Обождав, пока с поистине детским любопытством вертящий в руках пистолет Аникеев отойдет на несколько метров, Левчук неожиданно спросил:

– Слушай-ка, старшой, тут такое дело… Нет, можешь, понятно, не отвечать, но все одно спрошу: ты все ж таки откуда? Столько вместе под смертью ходили, не раз и не два погибнуть могли. Кто его там знает, свидимся ли еще? Или снова смолчишь?

– Не смолчу, Ильич, – задумавшись на пару мгновений, принял решение Алексеев. Да и врать – точнее, постоянно что-то недоговаривать – надоело аж до… сильно, короче, надоело. А что на подобную откровенность кое-кто, не станем конкретизировать, может косо поглядеть? Да и фиг с ним, старшина зря болтать не станет, не тот человек.

И потому старший лейтенант заговорил – торопливо, спеша уложиться в те несколько минут, что у них еще оставались: