Малайсийский гобелен

Он зашагал по залу и эхо возвращало его слова и шлепки сандалий по паркету. Он был захвачен мыслью о своем видении. Казалось, оно материализуется в воздухе, по мере того, как Фатембер объяснял, что намерен сделать всему миру наперекор.

Затем он погрузился в угрюмое молчание, покусывая губу и скребя подмышки.

- Новые горизонты... Новые перспективы поражения...- бормотал он.

Я разглядывал грандиозную сцену свадьбы. В законченном виде она существовала лишь на листе картона. На стене же был набросок в натуральную величину в окружении пятен основных цветов. Сцена должна была увековечить женитьбу одного из первых Мантеганов с Беатрисой Бергонийской.

Стройная, юная Беатриса сидела, откинувшись на спинку сиденья открытой кареты, сделанной в форме лебедя, и протягивала руку красивому юному щеголю рядом с ней.

Беатриса была почти закончена, в отличие от остальных персонажей, существующих в некой призрачной форме. Свет омывал ее фигуру с мягкой доверительностью, равно как и флаги, и процессию, и в отдалении был не менее ясным и чистым. Кафедральный собор с готическими галереями и вид на долину и горы за ним были вписаны резкими штрихами в сетку тонких, прямых линий, доказывающих, что Фатембер в совершенстве владел искусством строить перспективу. Я понял, что когда сцена будет завершена, она станет каноном для всех подобных сюжетов.

242

Николае мрачно посмотрел на нее, пожал плечами и перешел к почти законченной панели. Панель была узкая, рассчитанная на то, чтобы поместиться между дверью и окном эркера, на ней были изображены солдаты и походные шатры за ними. Солдаты стреляли по рогокрылам, летящим в темном небе. За ними наблюдал крестьянский мальчик, сгибающийся под тяжестью щита. На голове мальчика был громадный солдатский шлем. На заднем плане высился фантастический город, сверкающий в закатном свете.

- Этот крестьянский мальчик,- сказал я,- настоящий юмористический шедевр.

- Это я сам. Всегда мечтал стать солдатом, да вот не довелось никогда сражаться.

- Не будьте так мрачны, Николае, пусть даже это доставляет вам удовольствие! Одна только виртуозность этой панели может...

Он резко повернулся ко мне.

- Не оскорбляй меня разговорами о виртуозности! Это может быть и хорошо на сцене, где надо на часок-другой развлечь почтенную публику. Здесь же должен быть упорный труд и жесткая дисциплина. Никакой виртуозности! Это смерть для живописи. Со времен Альбрехта традиция утеряна и все из-за шутов гороховых, стремящихся блеснуть виртуозностью и пустить пыль в глаза невеждам. Медленный, но постоянный рост мастерства не для них... Тут ты прав, я слишком мрачен - Малайсия создана для status quo, не для роста и прогресса.

- Вы знаете Отто Бентсона? Он верит в возможность прогресса в Малайсии.

Фатембер сверкнул на меня глазами из-под насупленных бровей.

- Я живу отшельником. Я не в силах помочь Бентсону, как и он мне. Но я уважаю его идеи. Они убьют его, так же как мои - меня. Нет, нет, Периан, я вовсе не жалуюсь на свою злосчастную долю, но правда в том, что я не могу ничего, ничего! Где-то там, за этими стенами из праха и мышиного дерьма, находится великий, пылающий мир истины и благородства, тогда как я погребен здесь и не могу шевельнуться. Только с помощью искусства, с помощью живописи можно овладеть этим пылающим миром и его секретами! Видеть недостаточно - мы не видим по-настоящему, пока не скопируем, пока детально все не опишем, все... А как описать божественный свет со всеми его оттенками... свет, без которого не существует ничего?

243

- Если бы вы продолжили работу, то у вас было бы нечто большее, чем описание...

- Не льсти мне, Периан, или я выставлю тебя, как выставлял других. Ведь ты именно льстишь... скверная черта. Ненавижу лесть. Минерва свидетель, деньги бы я принял, но не похвалы. Только Бог достоин похвалы, да еще Дьявол. Ни в чем нет доблести, если Бог ее не даст. Посмотри на локоны этого солдата, на румянец на щеке крестьянского мальчика, на оперение умирающей на траве птицы - разве это совершенство? Нет, это имитация. Ведь ты не обманулся, ты ни на миг не забыл, что перед тобой всего лишь раскрашенная стена? Стена - это стена, и все мои амбиции могут сделать ее лишь не вполне обычной стеной. Ты ищешь движения и света - я даю тебе пыль и неподвижность. Это кощунство - жизнь предлагает смерть! И подоплекой всему - тщеславие. Так стоит ли удивляться, зная мою ненависть к тщеславию, что я ничего не делаю?

Он стоял недвижимо, с отвращением глядя на фантастический город.

Наконец он отвернулся от картин и заговорил, как будто меняя тему беседы:

- Только Бог достоин похвалы. Он дает все, и многие не способны принять его дары. Его благородство заставляет нас визжать от ярости. Малайсия входит в новую эру, мастер Периан;