Малайсийский гобелен

Я прошел по грязному проулку, где размещалось несколько торговых прилавков, которые выглядели победнее, так как находились в стороне от центра — собора св. Марко и вблизи от таверны «Темный Глаз». Все подходы к таверне были до отказа забиты красномордыми мужиками, которые пили, галдели, ругались, получая от этого истинное наслаждение. Вокруг пьяниц крутились проститутки, несчастные жены, ослы и дети. Для них какой-то человек исполнял на шарманке серенаду. Его любовница ходила по кругу с шапкой, водя на поводке красночешуйчатую рептилию, которая вальсировала на задних ногах и очень походила на собаку.

К таверне примыкали прилавки, на которых торговали свежей селедкой, и постоялый двор — цель моего путешествия. Я поднял фалды фрака до подмышек, чтобы пройти не запачкавшись, поскольку рядом двое деревенских парней поочередно блевали и мочились на ближайшую стену. Нависавшие этажи зданий и выступавшие карнизы отбрасывали на постоялый двор глубокую тень. Пройдя в глубь двора, я наткнулся на Отто Бентсона, который в рваной меховой куртке стоял у колонки и умывался. Его бледные, иссеченные венами руки были уродливы, но это были руки ремесленника. Он сполоснул лицо, затем вытер руки о куртку и повернулся ко мне. За ним в дверном проеме подпирали стены двое молодых людей, внимательно меня рассматривающих.

— Итак, ты изменил решение и, в конце концов, пришел. Ты к тому же мне надерзил. Ладно, молодость дается лишь раз.

— Я случайно проходил мимо. Он кивнул головой, выражая согласие.

— Глас Народа был прав, — Бентсон рассматривал меня, потирая руки о куртку до тех пор, пока я не почувствовал себя неловко.

— Что такое твой заноскоп?

— Дело подождет, мой молодой друг. Прежде всего, если ты не возражаешь, мне нужно что-нибудь поесть. Я собираюсь в таверну, может быть, ты составишь мне компанию?

— Это было бы здорово. Я проголодался.

В конце концов в старике чувствовалось достоинство.

— Даже беднякам необходимо питаться. Те из нас, кто собирается изменить мир, должны быть сытыми… Предполагается, что нам нельзя думать об изменениях в Малайсии, да. Все же мы посмотрим, — он хитро подмигнул мне, затем указал на нашего предка, изображенного с распростертыми крыльями на вывеске таверны. — Чтобы здесь питаться, требуются такие же челюсти, как у этого создания. Ты не против зайти в наш притон, де Чироло?

Мы протиснулись в таверну, где Бентсона знали и уважали. Быстро приняв заказ, мрачная девица принесла суп, хлеб, мясные тефтели с перцем и кувшин пива.

Мы принялись за еду. Не обращая внимания на толкотню за спиной, я целиком отдался этому процессу. Через некоторое время я глубоко вздохнул и отказался от очередной порции пива, которую мне собирался предложить Бентсон.

— Хорошо быть иногда сытым в полдень, — сказал я, — это небольшая перемена в жизни. — Тут я слегка задумался. — Почему я упомянул слово «перемена»? Сегодня, кажется, все говорят о переменах — очевидно, заседания Совета влияют на состояние умов.

— Да, говорят, но разговоры — это ничто морская пена. Малайсия не меняется, не изменилась за тысячи лет и никогда не изменится. Даже разговоры о переменах остаются прежними.

— Не привнесешь ли ты изменений своим заноскопом? Бентсон выронил вилку, махнул мне рукой, произнес: «Тес», наклонился вперед и замотал головой. В результате этих одновременных действий мое лицо покрылось непрожеванными кусочками перченого мяса.

— Запомни, что говорить о переменах пристойно и соответствует моменту, однако любой смельчак, решивший осуществить перемены на деле в нашем старом стабильном городе (эта фраза была произнесена громко, ради внешнего эффекта), закончит свой путь в реке Туа.

Мы продолжали жевать в молчании. Затем тоном, рассчитанным на то, что данное заявление может представлять особый интерес для находящихся вблизи стукачей, Бентсон сказал:

— Я работаю в области искусства, это все, что интересует меня. К счастью, к искусству в этом городе проявляют первостепенное внимание, как и к религии. Искусство безопасно. В мире нет лучшего места, где можно было бы заниматься искусством, хотя, бог его знает, почему оно не приносит больших заработков даже здесь. Но, конечно, я не жалуюсь на это. Как мне прожить следующую зиму с жадной женой… Давай примемся за работу в нашей мастерской. Работа — это прекрасная вещь, если она справедливо оплачивается.

Через постоялый двор мы вернулись в мастерскую, которая представляла собой мрачное и грязное место, заставленное всевозможным хламом. Бентсон сделал неопределенный жест рукой. Несколько подмастерьев, сидящих на скамейках, проявили к этому умеренный интерес. Некоторые жевали хлеб.

— Твоя мастерская многолюдна.

— Это не моя мастерская. Меня могут завтра же выбросить отсюда пинком под зад. Это широкая сеть мастерских, самая большая в Малайсии, мастерские и заводы по изготовлению стекла для большой выставочной галереи. Я полагаю, ты бывал там. Галерея принадлежит семье Гойтолы, Эндрюса Гойтолы.

— Водородный шар Гойтолы?