Малайсийский гобелен

Куртизанка — теперь я слышал запах пачулей, столь тревожно напоминавший мне об Армиде, — сделала легкое движение в глубь комнаты, чтобы направить туда мое внимание. Звавший меня стоял в темном углу комнаты. Я узнал темнолицего члена Высшего Совета, которого мне впервые довелось увидеть в галерее Гойтолы. От его присутствия веяло холодом. Как и в тот раз, он был облачен в черную мантию с объемными карманами. Он снова заговорил.

— Ты в сговоре с Бентсоном, — каждое слово появлялось из глотки раздельно.

Куртизанка подошла к нему. Он не обратил на это никакого внимания, продолжал стоять неподвижно, будучи уверенным в том, что я ему отвечу.

Почему я так его боялся? Думаю, потому, что, как я чувствовал, он нагонял сатанинский страх на каждого из присутствующих.

— Я рассорился с Бентсоном, сир, — сказал я. Мое присутствие здесь не имело к ним никакого отношения. Никто не произнес ни слова в ожидании возобновления деловых переговоров, которые для Гойтолы, судя по его виду, были не совсем приятными. Но, видимо, обсуждаемое ими дело каким-то образом касалось и меня. Мой ответ достиг члена Совета, и он наконец снова заговорил, и его слова доносились как будто из ледяного подземелья:

— Ты желаешь убить Бентсона.

Молодой герцог запустил руку в шевелюру. Глядя, скорее, на него, чем на темную фигуру на заднем плане комнаты, я сказал:

— Я не желаю вреда Бентсону — он никогда не причинил мне зла. Я никому не желаю вредить.

Несмотря на слабость в ногах и руках, мне удалось выйти из комнаты и закрыть за собой дверь. Произнесенные слова вновь и вновь всплывали в голове. Я проклинал себя за проявленную слабость. Мои слова звучали как мольба о пощаде. Я допил вино и выпустил из рук стакан. Я дотронулся до амулета. Эта встреча была такой же угрожающей, как и видение, с которым я столкнулся в своей комнате.

У меня был выбор — уйти в ночь или остаться здесь и напиться. Я схватил у проходившей мимо служанки раковину, наполненную горячим пуншем и, минуя танцующие и жестикулирующие пары, пробрался в последнюю комнату. Шум стоял такой, что заглушал музыку. Толпа людей окружала платформу, на которой под присмотром свирепого джентльмена дрались насмерть два желтых кольчужника.

Я не стал смотреть, как брызжет теплая кровь. Залпом выпив вино, я бросился в гущу танцующих и подхватил какую-то даму, речь которой никак не мог разобрать. Все же мы завели какую-то безумную беседу: мы жестикулировали, смеялись, гримасничали и разок поцеловались. На каком языке она говорила? Я не знал этого, как и не знал, понимает ли она меня. Важнее всего было движение: движение и веселье. Я выскользнул из ее рук и столкнулся с Армидой. Вся раскрасневшаяся, она бежала с другой молодой девушкой.

Бесцеремонно обняв, я закружил ее в танце, направив через ближайшую дверь на веранду. Веяло ночной прохладой. Нежно прижав ее к себе, я излил на нее потоки нежных признаний. Да, конечно, многие из них я произносил накануне — но, в конце концов, любой словарный запас ограничен, не так ли?

— Мое драгоценное создание, ты лунный свет в этом ужасном месте, ты солнце. Все здесь так невыносимо. Я думал, тебя здесь нет, что ты ушла, или что ты уже во власти одного из чревоугодников…

— Те! Сумасшедший. Я замахал руками:

— Сумасшествие и страх — прекрасны. Этому учит Естественная религия. Что еще можно ожидать в этом ужасном месте.

— Что ты говоришь, Перри? Здесь нет ничего ужасного. Успокойся, пожалуйста. Все так прелестно и забавно, а люди — такие великолепные и значительные…

— Ни фига они не значат. Это звери в джунглях разума, тогда как ты и я — сумасшедшая музыка, разве ты не понимаешь, что скрывается за всем этим…

— А завтра, выслушай меня, пожалуйста, завтра мы будем свидетелями состязаний колесниц, парада наездников и других развлечений, а затем, после обеда — прекрати! — после обеда…

— О, как я ненавижу слова «после обеда»! Говори полдень или полночь, моя сладкая ягодка! «После обеда» — детское время.

Посмотри на чудовищную громаду этого дворца, который погружается в полночь, а вокруг пустота, НИЧЕГО, кроме черноты да неизвестных вселенных; как мы можем со всем этим бороться? Только своим собственным оружием: моим воображением и твоими белоснежными бедрами…

Я притянул к себе ее роскошное тело. Хорошая штука — темнота.

— Оставьте в покое мои бедра, сэр. После полудня начинается главная охота на древнезаветных чудищ, когда мы выступим против самых ужасных созданий Сатаны. Зрелище будет захватывающим, а кого-то ожидает смерть… Что с тобой? Прекрати. Так рано, а ты уже пьян. Пользуешься случаем…

— Твой вид пьянит меня. Что за жизнь без опьянения? Как у моего отца тоска зеленая. Я лучше знаю, что мне нужно. Я, дорогая, немного пьян от тебя, но у меня есть еще силы…

— Чувствую, ты отдал должное нашему вину. Мы делаем его из собственного винограда. Он растет на самых лучших склонах. У нас их сотни километров.

— И склоны, и твои холмы, твои лощины… Как ты великолепна сегодня!