Малахит

— Ты умрешь там. Я же рассказывала тебе: взрослые без амулета не могут там жить! Берковский сколько раз об этом говорил! Ну пусть он врет, пусть он только пугает. Но Крысеныш говорил мне то же самое! Он видел, как один взрослый надел себе на шею амазонит и прошел, а другого вырвало, и он едва не потерял сознание, и не смог идти дальше — а ведь даже не переступил черту. Мама, мамочка, — на глазах девочки выступили слезы, она почти рыдала. — Я так боюсь за тебя. Ты живи, пожалуйста, живи долго. А я буду рядом с тобой. Мне больше ничего не нужно!..

Анис закусила губу, чтобы не заплакать, и вытянула вперед руки. Рыдающая Золотко побежала к ней и обняла так сильно, что подбородок девочки больно уперся матери в грудь. Они сидели так, обнявшись, в полной тишине, пока за окном не блеснул свет фар. К подъезду с легким шорохом подъезжала машина.

Золотко подскочила к окну посмотреть.

— Уезжает? — спросила, подходя к ней, Анис.

— Ага.

— С шофером?

— По-моему, да. Опять вернется поздно и пьяный…

Они еще немного постояли у окна, глядя, как Берковский отправляется в город.

— Знаешь что? — спросила Золотко, когда затих шум мотора.

— Что? — улыбнулась в ответ на ее игривый тон Анис.

— Давай я буду тебя наряжать.

Мама и дочь взяли косметику, которую подарила Анис Галя, достали припрятанные Золотком для себя золотые украшения. Юбки, платки, драпировки из ткани… Золотко работала над маминым обликом с вдохновением истинного художника. И без того похорошевшая в последнее время Анис просто расцвела. Глаза заблестели, губы сложились в очаровательную улыбку. Каждую минуту Анис взрывалась счастливым смехом. Потом Золотко нарядила себя, и они уселись перед камином читать про Винни-Пуха. Поблескивали тяжелые серьги в ушах. Монисто на шее нежно звенели в такт заливистому смеху.

Когда Берковский вернулся домой, был только час ночи. Он напился сегодня очень быстро.

Девочка, по-прежнему наряженная и накрашенная, дремала на коленях у матери. Анис встревожено повернула голову, услышав звук открываемой двери и неровных, шаркающих шагов. Золотко даже не пошевелилась. Слава богу, спит, подумала мать. Берковский часто приходил домой пьяным, но сегодня его вид почему-то встревожил ее. Женщина посмотрела в бессмысленные, с красными прожилками, глаза и умоляюще поднесла палец к губам — только бы не разбудил девочку.

Берковский посмотрел на палец — тонкий и изящный. Он посмотрел на прядь волос — черные, естественные, ни разу не крашенные… А потом Берковский ухмыльнулся. Анис давно нравилась ему.

Быстрым и нежным движением Анис сняла с колен голову дочери, встала с дивана и пошла ему навстречу. Берковский стоял в дверном проеме. Она даже прошла мимо него — прочь, вперед по темному коридору, но он поймал ее за локоть. Она молчала — лишь бы не разбудить дочь — и изо всех сил упиралась ладонями в его плечи.

Золотко всегда спала очень крепко, но сейчас проснулась. Что-то очень сильно испугало ее. От происходящего изменился сам воздух. Девочка подняла с диванной подушки сонную голову со спутанными волосами и огляделась. Маму она не увидела, но услышала легкий шорох ткани и другие, непонятные, звуки.

— Мама, — позвала девочка.

Она встала с дивана и крадучись вышла в коридор. И закричала, как только увидела, что происходит. Испуг за маму был так силен, что она набросилась на Берковского и начала колотить его по пояснице. Зацепилась за какой-то хлястик и рванула на себя. Затрещала ткань. Берковский пнул ее ногой, ни на секунду не отрываясь от Анис. Золотко взвизгнула — скорее от неожиданности, чем от боли.

Анис, готовая сражаться за ребенка, царапнула Берковского ногтями по лицу. Берковский вцепился руками в плечи Анис и тряхнул ее так, что женщина ударилась головой о стену и тяжело осела на пол. Потом обернулся к ребенку.

Он наступал, он тянул к ней руки, сам не зная, что собирается сделать. Глаза его были совершенно бессмысленными. Резким движением Золотко выставила перед собой левую ладонь. Правую, отступая назад, она прятала в складках одежды. Девочка попятилась на несколько шагов, почувствовала, что уперлась в стену, и в ту же секунду метнула в Берковского золотой нож. Она метила в горло, но попала только в воротник. Лезвие, сделанное из мягкого металла и брошенное слабой детской рукой, ударилось о плотную ткань и упало на пол. Берковский схватил девочку. Золотко царапалась и кусалась, а он прижимал ее к себе как можно сильнее. Потом закинул на плечо и потащил в свою спальню по темным и пустым коридорам.