Малахит

Все так же возвышались бело-зеленые камни над желтой пылью вытоптанной площадки, все так же волновало и тревожило это место.

Маленькая Огонек подошла к одному из лепестков гребня, прижалась к нему, погладила. Ее желтое личико стало совсем бледным.

— Теперь я чувствую, что она живая. Она дрожит, ей страшно.

— Глупости! — возразил Пират.

— Потрогай сам.

Но мальчишка отказался идти.

— Я помогу вам освободить ее, — Огонек утерла слезу.

— Ты уверена? — Павлу и самому уже было страшно.

— Уверена, — шепнула девочка, а потом робко спросила: — как вы думаете, она поможет мне найти маму? Я не помню свою маму почти совсем, но только помню, что когда она была рядом, мне было так хорошо, как никогда не было здесь.

— Я не знаю, милая, я правда не знаю…

— Я думаю, она мне поможет, — девочка решительно кивнула головой и снова погладила пыльную пластину гребня.

— Хрен с вами, делайте, что хотите, — сказал Пират и ушел.

Он вернулся через десять минут. Вернулся не один — со старшими мальчиками, и в руках они несли лопаты.

Начали копать у центральных лепестков гребня. Земля под верхним слоем пыли оказалась тяжелая, сухая, слежавшаяся. Приходилось сначала разбивать ее лопатами. Павел размахнулся слишком широко, и железо чиркнуло по камню, высекая искры. Страшная дрожь пронизала землю. Мальчишки помладше упали, Огонек испугано вскрикнула и начала гладить теплый от солнца камень. Малышка успокоилась не сразу. Камень долго-долго дрожал мелкой дрожью, будто испуганная лошадь. Они продолжили копать. Чем глубже копали, тем более влажной становилась почва. И вот, наконец, показалась спина древнего чудовища — мокрый, почти черный амазонит. Было странно видеть, как мелкие волны пробегают по твердому камню — так кошка, потягиваясь, трясет спиной. Глухие удары стали слышны из-под земли, словно Малышка начала бить головой или хвостом снизу вверх.

К ночи все так устали, что готовы были повалиться спать прямо здесь, и повалились бы, если бы не надо было кормить малышей.

Утром они снова пришли к Малышке, и увидели, что земля над чудовищем пошла трещинами. К полудню Павел, Вадим и Пират приняли решение копать только втроем — они кожей чувствовали силу и гнев Малышки и не хотели подвергать младших опасности.

Они забрались уже довольно глубоко, сильно устали и копали в полном молчании, как вдруг Павел почувствовал сильнейший удар снизу. Он отлетел в сторону, перевернувшись ударился плечом о камень, торчащий из земли и почувствовал, как что-то хрустнуло. Боль электрическим разрядом прошла от сломанной ключицы через все тело.

Толстая, гигантская черепашья голова показалась из ямы. Над поверхностью появились каменные ноздри и два блестящих, ослепительно зеленых глаза. Где-то в земле открылась невидимая пока узкая пасть, и дикий рев раздался над деревней.

Вадим и Пират подскочили к Паше, чтобы вытащить его из ямы, но он рванулся вперед, к ней, поскользнулся и съехал к самому черепашьему клюву. Тяжелые каменные челюсти щелкнули и прихватили край его камзола. Изумрудные глаза уставились на Павла с ненавистью.

— Я только вчера видел вашего мужа, — заторопился сказать Павел, — и он умолял вас о милосердии. Они же только дети, глупые и немного злые дети. А эти, — он показал рукой наверх, — и вовсе не имеют отношения к совершенному против вас предательству.

Малышка раздраженно тряхнула головой и сказала:

— Мне нет никакого дела до того, о чем ты говоришь.

И острый каменный клюв, чуть приподнявшись, прочертил косую сверху вниз и справа налево. Темная кровь смешалась с темной тканью одежды. Павел почувствовал жжение и, опустив глаза, увидел рваную рану, пересекавшую всю его грудь. Тут же он почувствовал себя плохо. Амулет! Шнурок, на котором висели амазониты, был перерезан, и амулет лежал чуть в стороне. Павел потянул руку, но удар мощного клюва едва не лишил его пальцев.

— Постойте, ну послушайте же! — задыхаясь, закричал он. — Я понимаю, сотни лет под землей сведут с ума кого угодно, но все же послушайте! Дайте нам хотя бы шанс помочь вам. Вы же не выберетесь отсюда без помощи! Яма слишком глубока и земли вокруг еще слишком много!

— Маленький паршивец, — эти слова Малышка произнесла почти ласково, — и ты еще будешь торговаться? Моя свобода в обмен на твою жизнь — как неравноценен обмен! Конечно, я могу пожертвовать свободой, особенно после того, как столько лет мечтала о мести.