Малахит

Из середины зала поднялся среднего роста опрятный и ухоженный крепкий старик с бородкой клинышком и неестественно белыми большими зубами.

— То, что мы здесь обсуждаем, — твердым, уверенным голосом проговорил он, — неслыханно. Это приведет к большим осложнениям как во внешней, так и во внутренней политике. Кто признает избранного — я подчеркиваю это слово — избранного короля? Как нам быть, если его не признают государства-соседи?

— Если мы изберем короля, то мы и будем отвечать за него. А так же поддерживать его всей нашей военной мощью, — парировала Бирюза. — Я думаю, для любого из королей, с которым мы ведем дела, это будет вполне весомым аргументом.

— А для народа?

— Для какого народа? Вы думаете, что кому-то кроме нас с вами есть дело до короля? Людям главное мир, спокойствие, возможность купить еду и одежду, крыша над головой.

— Все это словоблудие! — Жемчуг был готов перейти на крик. — Наша задача — избрать нового регента и дождаться возвращения наследника.

Звенящая пауза.

— Я не буду, — говорит Бирюза спокойно, потому что в такой тишине не было нужды повышать голос, — утверждать, что наследник престола не вернется. Но я буду утверждать, что за прошедшие годы он потерял право на этот престол. Он поступил низко, покинув государство в день смерти отца. Но еще большей трусостью было не вернуться позднее, когда стало ясно, что все перемены здесь только к худшему.

Последние слова она выкрикнула, потому что в зале поднялся несусветный шум.

На то, чтобы все успокоились, потребовалось немало времени. Осторожно, чтобы не нарушить шаткое равновесие, Бирюза продолжила:

— Итак, я должна спросить зал, что он думает об отказе Опалу в праве на престол Камнелота? Перстни или голоса?

Последняя фраза была непонятна, но Вадим пояснил: это значит, будут ли обсуждать или проголосуют без обсуждения. «Перстни,» — практически единодушно ответил зал.

— Отлучаем? — спросила Бирюза.

В воздух поднялись кулаки. Была уже поздняя ночь, считали долго, Паша никак не мог понять, на чьей стороне перевес.

Голоса разделились почти поровну. Разница всего в четыре голоса.

Все эти дворяне воевали под началом Бирюзы и принцев. Почему же они голосуют так?

В середине ночи совет заново начал обсуждение.

— Что ж, господа, — язвительно говорила Бирюза, — триста пятнадцать против трехсот девятнадцати. Это хороший результат. Так как вы видите судьбу нашего королевства, господа «против», могу я спросить?

И, не давая господам «против» ответить, она продолжила:

— Вы думаете, что можно вновь выбрать регента и спокойно ожидать возвращения законного наследника? А что, если Опал мертв? Или жив, но никогда не вернется? Вы понимаете, что в таком случае Камни останутся без государя навсегда? Сколько лет его уже нет? Сколько лет никто ничего о нем не слышал? У кого есть уверенность, что он вернется?

Начался долгий, мучительный спор. Дворяне кричали разные слова, но выходило у них в сущности одно и то же: у последнего короля нет больше достаточно близких родственников. У них нет права лишать наследника права наследования. Регент правил много лет, и может править еще столько же, только регента надо переизбрать. И так далее, и так далее…

Опала лишили права занимать престол на рассвете, с минимальным перевесом в сорок голосов. Паше показалось, что Бирюза вытерла лоб рукавом, словно вспотела после тяжелой физической работы.

Пока в очередной раз считали голоса, Паша, подняв голову, рассматривал тот памятник, что создал двое суток назад. Он стоял на уцелевшем фрагменте галереи как раз напротив него. Памятник изображал совсем молоденького мальчика, который бежал вперед, но упал, смертельно раненый, на руки такого же юного товарища. Убитый едва коснулся его рук, но товарищ уже смотрит вперед гневно и отчаянно — ищет убийцу, хочет отомстить. Паша словно увидел скульптуру впервые — теперь он и сам не понимал, как смог изваять ее. Для этого надо было не только быть талантливым скульптором, но и видеть камень насквозь, и вовсе не в метафорическом смысле. Концентрические круги на малахите подчеркивали естественную игру света и тени. Темные маленькие кружки стали зрачками в глазах разгневанного юноши. Светло-зеленые, почти белые, круги окрасили глаз вокруг радужки. И так везде: блики и тени, подчеркнутые естественными тонами камня.

Нереальное дело.

Считать окончили. Страна лишилась правителя.

Через распахнутые двери можно было видеть часть сада, туман на лужайке, крупные капли росы на листьях боярышника. Паша хотел спать.

Облегчение и некая растерянность царили в зале. Они поставили точку, но написали только первую страницу большого романа.

Кто?

На этот раз Бирюза начала разговор осторожно.

— Я предлагаю претендентам вызваться самим, а дворянам рассмотреть достоинства и недостатки каждого. Считаю, что кровная близость роду Малахита должна иметь решающее значение.

Она слегка, почти незаметно, сделала движение в сторону принцев и Обсидиана, но они сидели в своих креслах как каменные изваяния.