Малахитовая шкатулка

Подъехали немцы, скучились на берегу и давай истошным голосом какое-то своё слово кричать. По-нашему выходит похоже на «дритатай». Покричали-покричали это «дритатай» да и убрались в свой сарай. Что там делается, народу не видно, — потому сарай хоть с окошками, да они высоко. Видно, неохота было немцам своё веселье нашим показывать.

Наши всё-таки исхитрились, пристроились к этим окошечкам, сверху глядели и так сказывали. Сперва, дескать, немцы мужики пиво пили да трубки курили, а бабы да девки кофием наливались. Потом, как все надоволились, плясать вроде стали. Смешно против нашего-то. Известно, в немце ловкости, как в пятипудовой гире, а баба немецкая вроде перекислой квашни, вот-вот тесто поползет. Ну и толкутся друг против дружки парами, аж половицы говорят. Мужики стараются один другого перетопнуть, чтоб, значит, стукнуть ногой покрепче. У баб своя забота, как бы от поту хоть маленько ухраниться. Все, конечно, гологруды, голоруки, а комар тоже своё дело знает. По весенней поре набилось этого гнуса полнёхонек сарай, и давай этот комар немок донимать. Наши от гнуса куревом спасаются, да на воле-то его, бывает, и ветерком относит. Ну, а тут комару раздолье вышло. Тоже и одежда наша куда способнее. Весной, небось, никто голошеим да голоруким в лес не пойдёт, а тут на-ко, приехали наполовину нагишом. Туго немцам пришлось, только они всё-таки крепятся — желают, видно, доказать, что комар им — тьфу. Только недаром говорится, что вешний гнус не то что человека, животину одолеет. Невтерпёж и немцам пришлось. Кинулись к своим лодкам, а там воды полно. Стали вычерпывать, а не убывает. Что такое? Почему? Оказалось, все донья решетом сделаны. Какой-то добрый человек потрудился — по всем лодкам напарьей дыр понавертел. Вот те и «дритатай».

Пришлось немцам кругом пруда пешком плестись. Закутались, конечно, кто чем мог, да разве от весеннего гнуса ухранишься! А на дороге-то ещё болотина приходится. Ну, молодяжник наш тоже маленько позабавился — добавил иным немцам шишек на башках.

Долго с той поры немцы в сарай не показывались. Потом насмелились всё-таки, на лошадях приехали, и телеги своей немецкой работы. Тяжёлые такие, в наших краях их долгушами прозвали.

Время как раз серёдка лета, когда лошадиный овод полную силу имеет. На ходу да по дорогам лошади ещё так-сяк терпят, а стоять в лесу в такую пору не могут. Самые смиренные лошаденки и те дичают, бьются на привязи, оглобли ломают, повода рвут, себя калечат. Пришлось лошадей распрягать, путать да куревом спасать. Ну, немцам, которые на барском положении приехали, до этого дела нет, — понадеялись на своих кучеров, а те тоже к этому не привычны. В лес едут на целый день, а ни тут, ни боталов не захватили. Пришлось припутывать чем попало и пустить вглухую, без звону, значит. Занялись костром, а тоже сноровки к этому не имеют.

Остальные немцы опять покричали своё «дритатай» и убрались в сарай. Там всё по порядку пошло. Напились да толкошиться стали, плясать то есть по-своему, а до лошадей да кучеров им дела нет.

Лошади бьются, понятно. Путы поизорвали. Иные с боков обгорели, потому как эти немецкие кучера вместо курева жаровые костры запалили. Тут еще опять добрый человек нашелся: по-медвежьи рявкнул. Лошади, известно, вовсе перепугались да по лесу. Поищи их вглухую-то, без боталов. Пришлось не то что кучерам, а и всем немцам из «дритатая» по лесу бродить, да толку мало. Половину лошадей так найти и не могли. Они, оказалось, домой с перепугу убежали. А немцы, видно, про запас от комаров много лишней одежи понабрали. Им и довелось либо эту одежу на себе тащить, либо в свои долгуши, заместо лошадей, запрягаться. На своём, значит, хребте испытали, сколь эта долгуша немецкой выдумки легка на ходу. Ну, а как по лесу за лошадями бегали, наш молодяжник тоже этого случая не пропустил. Не одному немцу по хорошему фонарю поставили: светлее, дескать, с ним будет.

Солоно немцам эта поездка досталась. Долго опять в своём сарае не показывались. В народе даже разговор прошёл: не приедут больше. Ну, нет, не угомонились. В осенях приплыли на лодках. Сперва покричали на берегу своё «дритатай», потом пошли в сарай. У лодок на этот раз своих караульных оставили. В сарае немецкое веселье по порядку пошло. Насосались пива да кофию и пошли толкошиться друг перед дружкой. Радёхоньки, что комара нет и не жарко, — толкутся и толкутся, а того не замечают, что время вовсе к вечеру подошло. Наш народ, какой в тот день на ложке был, давно поразъехался, а у немцев и думки об этом нет. Только вдруг прибежали караульные, которые при лодках поставлены, кричат:

— Беда! Волки кругом!

Время, видишь, осеннее. Как раз в той поре, как волку стаями сбиваться. На человека в ту пору зверь ещё наскакивать опасается, а к жилью по ночам вовсе близко подходит. Кому запозднится в лесу али на пруду случится, тоже от тех не отходит, сидит близко, глаз не спускает, подвывает да зубами ляскает: дескать, съел бы, да время не пришло.