Малахитовый лес

– Тем не менее, – продолжала Агния, – комиссия признала в кинокефале-фамильяре единорога. Не волнуйся, тигры-фамильяры ещё долго будут под запретом: оскорбление памяти погибшего народа Бенгардии, и всё в таком духе. Мы живём в такое время – время оскорблённых. Потому что у них, у оскорблённых, никаких убеждений нет… Впрочем, тигр на двух лапах – тоже существо нереальное. А кто у вас, у бенгардийцев, фамильяры, Алатар? Всегда хотела узнать.

– Да, кто у вас фамильяры? Поведай нам, тигр, – повторил за ней Репрев.

– У нас, конечно, тоже есть свои фамильяры. Только я не могу вам сказать, кто они, – ответил Алатар. – Бенгардийская тайна. Вам доступны только те знания о бенгардийском народе, которые есть в ваших книгах.

– Но разве после гибели твоего народа твой долг – не сорвать завесу тайны? – спросил Астра. – Что будет со всеми тайными знаниями, если ты вдруг, ну, скажем… не станет тебя? Ведь ты их первый и последний источник. Не безответственно или, я бы даже сказал, глупо держать всё в секрете? Вместе с тобой исчезнет вся ваша история.

– Ты всё верно говоришь, Астра. Но я не имею никакого права срывать завесу без дозволения своего короля. Но короля у меня больше нет. А я – самый обычный бенгардийский тигр, во мне не течёт королевская кровь… А даже если бы и текла… Закон есть закон.

– Бестолковые у вас законы, – прошелестел Репрев. – Будь я на твоём месте, я бы раскрыл все карты, вдобавок ко всему где-нибудь бы да и приукрасил. А чего вы на меня все так уставились? Всё равно никто никогда не узнает истинной правды, а значит, можно придумать свою правду.

– Вот поэтому ты и не бенгардиец: раскрыть все карты, приукрасить… Мы, бенгардийские тигры, дали слово, присягнули на верность своему королю. Я обрету покой не тогда, когда буду знать, что история моего народа не забыта, а тогда, когда умру, зная, что сдержал слово.

– А что если я дам тебе своё слово – слово кинокефала? – смело спросил Астра. – Слово бенгардийца я тебе уже давал. Тогда ты раскроешь нам хотя бы один свой секрет? Или скажешь, моё слово для тебя ничего не стоит? – в голосе Астры послышалась лёгкая обида.

Алатар, которому и так было нелегко с огнивом в своём брюхе, сначала тяжко вздохнул, но потом, что-то подумав, ответил:

– Если я вам скажу, кто у нас фамильяры, вы от меня отцепитесь?

Искатели нетерпеливо, как-то разом закивали. Выдержав паузу, Алатар на одном выдохе выговорил:

– Мыши. Летучие. Под два метра ростом. На двух лапах.

– Не люблю я мышей, – скрючил морду Репрев, втянув кучерявые усы.

– Если бы не твоё слово бенгардийца – в жизни бы не поверила! – разулыбалась Агния.

– Мыши теперь что, нереальнее драконов? – ответил с улыбкой Алатар.

– А хвосты у них такие же большие, как они сами? – аккуратно поинтересовался Репрев.

– Репрев, у летучих мышей нет хвостов, – рассмеялась Агния.

Так, в немудрёных беседах, забывая каждый о своём предупреждении, они дошли до конца болот. Только почему-то конец оказался началом: из чёрной трясины выглядывал всё тот же водяной. И почему-то этот возврат к началу больше других возмутил Репрева, но Алатар поспешил его успокоить, сдержанно напомнив, что в Зелёном коридоре всякий конец может стать началом, а начало – концом. Репрев поумерил пыл и передумал перегрызать горло водяному, глядящего на него с издёвкой в светящихся жёлтыми огоньками глазах.

– Пронесли мы твоё огниво! Не было сказано, в чём мы его донесём, так что не обессудь! – рычал Репрев.

– И где же оно? – наконец отозвался Лей своим клокочуще-булькающим голосом, подплывая к берегу. Его глаза-огоньки слились в одну тонкую узкую линию.

Алатар с детским хвастовством встал на задние лапы, переступая на них и топчась по-медвежьи, передние лапы подтянул к груди, умилительно их согнув. «Как у тираннозавра», – подумал Умбра и прыснул от смеха в кулачок под неодобрительным взглядом Агнии. Искатели, стоя позади Алатара, поражались уже не содержимому его желудка, а тому, как же велик тигр, и что если даже они все встанут друг другу на плечи, то им всё равно не достать до макушки бенгардийца.

Водяного озарил свет блуждающего огня, выкатывающегося шаром из тигриного пуза. Стоило только тигру с перинной мягкостью опуститься на передние лапы, как песочно-золотой свет спрятался обратно.