Малахольная

– Оля! – из кустов вылез Колька, прижимая что-то к впалой груди. – Это тебе.

Он, слегка краснея, протянул Кармен чахлый букетик из сурепки. Мелконькие желтые цветочки, были почти в тон к платью из веселого ситчика. Она взяла, прижала букетик и заплакала.

– Будя, Кармен, сырость разводить! – хмыкнул Петька. – Грузитесь чё ли в кузов, поехали на реку – скупнемся и выпьем, по-человечески. А то гуляете за ручку как малохольные!

Они уселись в кузов, болтая ногами над пыльной дорогой, и поехали на реку. Пили водку без закуси и купались. Мужики, прикрывая хозяйство рукой, прыгали солдатиком в воду, а Кармен, гордо ступая по камням, немного стесняясь старого застиранного белья, заходила осторожно, окунаясь, ахала, и смеялась, прикрывая рот ладонью.

Рецептура жизни

Часть 1. Вера

Ненавижу рецепты, в которых написано: «возьмите 275 грамм того и 15 грамм этого». Скажите на милость, где на советской кухне можно измерить того и этого? Нет, конечно, есть всякие сравнительные таблицы, вырезанные мной из женских журналов и наклеенные в неврастеническом порыве исправить этот мир с помощью уравновешенной точности на внутреннюю часть дверцы моего кухонного шкафа. Но со временем они желтеют, покрываются пятнами от вездесущих тараканов, которых, говорят, не выведет даже атомная война! И обдираются мной же в порыве исправить этот чертов мир с помощью чистоты.

Ни тот ни другой метод исправления мира не работает. В этом я убеждаюсь каждый раз, когда со скрежетом выдираю эти меры того и этого в граммах и стаканах с дверцы шкафа. Или, наоборот, чуть высунув язык от усердия, наклеиваю их клейстером на дверцу. Уже в этот самый миг я понимаю, что проиграла. Проиграла битву с этим чертовым миром за чистоту, упорядоченность и простоту.

Не может женщина быть женщиной, и работать по восемь часов в поле агрономом, изображая сельскую интеллигенцию, и месить грязь, говно и стерню. А потом, надевши нарядный фартучек, сделав укладку и маникюр, встречать мужа-тракториста с пышными пирогами из русской печи, отмеряя 275 грамм того и 15 грамм этого! Не может. Потому что, намесив говно на полях родного колхоза, она идет месить говно в своем личном, подсобном хозяйстве, доить корову, полоть огород, варить тюрю из мелкой картошки и очисток в громадной неподъемной корчаге поросям и прочей живности. А потом возьмет трясущимися от напряжения и усталости руками отмерять эти 275 грамм? Невозможно, это просто невозможно!

Можно взять стакан одного и два стакана другого и заместить тесто, это если день легкий. А если как обычно – то отсыпать мелкой картохи, сваренной поросям, из дымящейся корчаги, плюхнуть на стол в жестяной миске, дать подзатыльник скривившемуся младшему, сказать «жрите» и упасть спать. А еще останутся силы, чтобы послать мужа куда подальше с его требованиями исполнить свой долг. Ну, вы понимаете, какой. Правда, иногда я все ж не посылаю, потому что, если посылать все время, он и уйдет к другой бабе, не такой неженке, как я, привыкшей пахать, рожать и трахаться без перерыва на обед. Тогда я закрываю глаза, ложусь на спину, раздвигаю ноги и пытаюсь не захрапеть. Но все равно получаю свое «дубина». Но в тот момент мне все равно. Долг выполнила – и спать.

Никогда не ведитесь на лозунги и красивых мужиков. И лозунги, и мужики обещают, в принципе, одно и то же – счастье при жизни. Но они врут. Как же они врут! А когда добиваются своего, сразу линяют. И лозунги, и мужики.

Я до сих пор не понимаю, зачем я поехала на целину и пошла учиться в этот сельхозинститут? Все поехали. И я. Лозунги были призывные. Картинки красивые. Оказалось все не так, как в лозунгах.

Нас было много, в теплушках, на сене приехавших на целину. Нас высадили посреди поля, где единственным строением была кухня. Точнее, это был дощатый стол, лавки, а сверху очень просвечивающая крыша. Ночью через нее было видно нереально-звездное небо, у нас на Урале такого не бывает. Рядом стояла железная печка, которая топилась соляркой. И сарай, где хранилось продовольствие.

Девочек было мало. И только я умела готовить. Меня оставили помогать на кухне. Кухаркой была казашка с непроизносимым именем. Посмотрев на мои мучения, она вздохнула и сказала:

– Зови меня Валя.

Мы жили в землянке, выкопанной нами в первый же день. Ну, не под открытым же небом ночевать? Землянка была одна на всех. Справа мальчики, слева девочки. Посередине проход – Комсомольский проспект. На Компросе спал Женька-баянист и по совместительству тракторист. Женька был веселый и наглый. Когда начинались дожди, редкие, Компрос топило, и Женька шел спать сначала налево, но его оттуда прогоняли с визгами, потом направо.