Малахольный экстрасенс

— Разве? А это? — она вдруг схватила его ладонь обеими руками и прижала к своей груди. Его пальцы глубоко погрузились в мягкое и упругое одновременно, он почувствовал, как в голове застучали молоточки. — Это как?

Он сердито вырвал руку.

— Не хотите? — она привстала и, опираясь на руку, насмешливо смотрела на него. — А может не можете? Мне говорили, что все экстрасенсы – импотенты, но я не верила. Теперь вижу… Может вам порнушку по видику крутануть – моему козлу помогает…

Панов ощутил, как сперло в груди. Незнакомое чувство, дикое и пугающее, овладело им; он уже не в силах был ему противиться. Он взмахнул рукой, и она со стоном упала на диван. Он не прикоснулся к ней; руки его были далеко от ее тела, но в то же время он ощущал, что держит ее, грубо и властно. Он двинул левой рукой, и она, томно застонав, развела ноги. Ладонь его скользнула над белым кружевным треугольником, и он вдруг физически ощутил, как его тело, упругое и горячее, вошло в нее, такое же горячее, но мягкое.

Он стоял над ней, вытянув руки, слегка поводя одной ладонью в воздухе, а она мычала и металась на диване, захлебываясь в сладких стонах. А он, уже не в силах остановиться, не давал ей роздыха, входя в ее тело все глубже и быстрее. Она извивалась внизу, под его руками, не открывая глаз, слепо ловя его руки своими, и не в силах их поймать. А он все убыстрял и убыстрял свои движения, и вот она закричала, громко и протяжно, судороги побежали по ее ставшем мокрым телу; она обмякла и затихла.

Он тяжело опустился на ковер рядом с диваном. Его трясло и шатало от усталости и того, что он только что видел. Все ушло, осталось лишь опустошение…

Очнулся он от прикосновения влажного к руке. Она стояла рядом на коленях, осыпая поцелуями его руку. Слезы бежали по ее лицу.

— Милый, милый, — бормотала она, не переставая целовать руку, — прости меня, прости… Я… Ты только скажи. Я все… Все, что захочешь…

Ему стало противно. Брезгливо выдернув руку, он вскочил, схватил валявшийся на кресле пиджак и выбежал из комнаты. Вслед ему что-то кричали, но крики эти отрезала тяжелая стальная дверь, мягко защелкнувшаяся за его спиной…

Глава 5

Лысоватый тощий человек с незапоминающимся лицом сошел с крыльца громадного кирпичного особняка. Водитель большой черной машины услужливо распахнул перед ним дверцу.

— В клинику! — отрывисто сказал лысоватый, усевшись, и водитель в ответ торопливо кивнул.

Дорóгой хозяин кирпичного особняка молчал, и хотя это было обычным делом, в этот раз водитель уловил в этом молчании нечто угрюмое, мрачное. Поэтому он тоже не позволил себе ни одного замечания в адрес слишком долго стоявших перед светофором других машин, а также их лихих проскоков на красный свет и прочих дорожных шалостей.

В клинике его хозяина ждали: едва автомобиль замер у входа в административное здание больничного двора (постороннему транспорту въезд в этот двор был запрещен, но водитель даже не обратил внимания на этот дорожный знак), как к нему подошел коренастый человек в белом халате лет пятидесяти – главный врач клиники. Он сам проводил гостя на второй этаж – в свой кабинет. Приказав секретарше никого не пускать, он осторожно притворил за обоими изящно обитую искусственной кожей дверь.

— Ну? — спросил гость, когда они уселись на диване.

Главврач развел руками:

— К сожалению, и второе обследование все подтвердило. Ничего сделать нельзя. Злокачественная опухоль, неоперабельная.

— Почему?

— Слишком большая. Фактически у ребенка поражена вся печень. Метастазов нет, но это дело не меняет.

— И что, ничего нельзя сделать?

— Теоретически – да. Пересадка печени. Но это нереально.

— Почему?

— Ей осталось от силы три-четыре недели. За это время подходящего донора найти невозможно. Даже теоретически.

— А если я найду?

Хозяин кабинета поднял взгляд на гостя. С минуту они молча смотрели в глаза друг другу. Затем хозяин так же молча опустил глаза долу.

— Если даже и так, — наконец вымолвил главврач (голос его стал хриплым), — даже если и так… У нас нет никого, кто сумел бы сделать такую операцию.

— Я не пожалею денег. Слышите! — голос гостя зазвенел. — Сколько скажете, столько и заплачу. Назовите вашу цену!

Хозяин кабинета покачал головой.

— Дело тут не в цене. У нас в стране никто и никогда таких операций не делал. Пересаживали только почки – и то взрослым. Это же гораздо сложнее, просто неизмеримо сложнее. Такую операцию надо готовить минимум несколько недель.

— А если побыстрее?

— Побыстрее не получится. Ребенку всего шесть лет. Я не слышал, чтобы такие операции даже за границей делали, а там опыта на этот счет – не нам ровня. Она просто умрет на столе. Зря только будем ее мучить.

— А если попытаться за границей?

Хозяин кабинета покачал головой.

— Почему?

— Там никто не возьмется за это… С вашим донором, — тихо вымолвил главврач, быстро глянув в глаза гостю. — Можно попробовать поискать, но это несколько месяцев. У нас нет столько времени.

Гость еле слышно застонал.

— Но почему, почему это обнаружили так поздно?! — воскликнул он, ударяя кулаком по колену. — Кто в этом виноват? Скажите, кто?