– Я, я буду тащить! – кричал Веня, не выпуская из рук конец веревки.
– Тащи!
Когда бадья показалась над краем колодца, Ольга подхватила ее и налила ведра. Обе сестры побежали со двора к кургану.
– Девушки! – крикнула им вслед Анна. – Ведер-то у нас больше нет! Пошумите шабрёнок[248]. Пускай с ведрами идут…
– Есть пошуметь шабрёнок! – на бегу ответила Маринка.
– Напоишь их такой водой! Постой-ка, сынок! – сказала Анна, попробовав колодезной воды из горсти.
Анна спустилась в погреб под домом и выкатила оттуда большую кадушку.
– Не должна бы рассохнуться. Давай, сынок, попробуем налить.
Блок завизжал. Бадья упала с плеском в воду. Веня закинул веревку через плечо и пошел от колодца. Веревка больно давила на ключицу. Мальчик подложил под веревку свою матросскую шапку. Вдвоем с матерью они наполнили кадушку. Вода сочилась между клепками тонкими струйками. Пазы между клепками почернели от влаги, но вода убывала мало.
– Ничего, забухнет! – сказала Анна, ушла в дом и вскоре вернулась оттуда с туго набитым мешком на плече и квасной веселкой[249] в руке.
– Чего это ты, маменька, квас, что ли, затирать собралась? – спросил Веня.
– Лучше квасу, милый, будет, лучше пива, лучше браги, лучше всякого вина!
Приговаривая так, Анна насыпала из мешка в кадушку соли и начала ее размешивать веселкой. Попробовала и похвалила:
– Ох, хороша стала вода!
И Веня попробовал – не понравилось, сплюнул:
– Голая соль!
– В том-то и смак! В таком жару сладкой водой не напьешься… Пить станут – хвалить будут.
Вернувшись с пустыми ведрами, Маринка и Ольга дробно затараторили, зачерпывая воду из кадки:
– Ах, маменька, вот где пекло-то! Бомбы лопаются, ядра по земле катаются… На башне все пушки подбило. Мертвые тела везде лежат. Раненых несут, несут – нет конца! Которые и сами идут.
– Ох, Никола милостивый! Вот беда! А Павел Степаныч на кургане был?
– Крестный Хонин, слышь, на Пятом бастионе действует, – сказала Ольга.
– Сохрани его, Царица Небесная! А хороша ли ваша вода, девушки, показалась?
– Да что вода – два-то ведра. Они бы сразу две бочки выпили… Только и кричат со всех сторон: «Давай, давай!»
– Поди, Нефедову целое ведро споила?! – упрекнул Маринку брат и, подмигивая на окно, громко спросил: – А Стрёме дали напиться?
Из окна выглядывала и прислушивалась к разговору Наташа.
– Стрёма! Ох! – закричала Маринка со смехом. – Он отказался: «Умру – пить не буду. Разве что принесет мне напиться Наталья свет Андреевна! Из ее белых рук только напьюсь!» Да как сунет банник в пушку. Пушка даже захрипела! Сам черный весь! И видать, так ему пить хочется…
Ольга и Маринка рассмеялись, подхватили ведра и побежали со двора.
– Да что вы простоволосые бегаете? Повязались бы платочками, срам какой!.. – кричала вслед девушкам мать.
Вычерпанный колодец
Во двор вбежали две соседки с ведрами и коромыслами. За ними еще две. Потом сразу три. Набрав воду, матроски одна за другой шли в гору вереницей, меняя ногу, чтобы ведра не расплескались на коромыслах. Кадка опустела.
– Давай качать еще, сынок!
Анна с сыном принялись за работу и снова наполнили кадку водой. Анна опять насыпала в воду соли и размешала веселкой. У Вени ныли плечи, руки от веревки горели, на ладонях вскочили мозоли.
– Умаялся, милый? Поди отдохни, погляди, чего Наташа делает. Только руки не мочи: больнее будет… Громыхает-то как – даже уши заложило. Дым-то свет белый застит! Солнца не видно! Где-то батенька наш? Где Павел Степанович родной?
– Батенька при своем деле, Павел Степанович при своем. Мы с тобой еще пять кадушек накачаем.
– Ох, утешение ты мое! – обнимая и целуя Веню, говорила Анна. – Поди-ка Наташу утешь, небось слезами обливается… Воды на пять кадушек, пожалуй, в колодце и не хватит.
Веня тихо приоткрыл дверь и крадучись вошел в комнату. Наташа сидела за рабочим столиком и щипала корпию. Белая пухлая горка заметно выросла. Пальцы девушки проворно шевелились. По щекам Наташи скатывались крупные редкие слезинки.
Веня кинулся к сестре:
– Не плачь, Наталья! Чего ты, глупая? Стрёму жалко, а пойти к нему боишься? Идем. Я там был – ничуть не боялся. Только лихорадка. Да уж от перца прошла. Пойдем снесем Стрёме воды.
– Ведра нет, – улыбнувшись, ответила Наташа.
– А мы кувшин возьмем. Ему и довольно. Вставай, повязывайся, пойдем. Совсем не страшно! Только на всякий случай ты проглоти три зернышка перцу.
Веня нашел берестяную коробочку с перцем и сунул ее в руки Наташе.
– Только не жуй, а прямо глотай!
Наташа, смеясь, достала из коробочки одно за другим три зерна и проглотила. Девушка повязалась белым платком, утерев уголками мокрые глаза. Веня схватил с полки красный глиняный кувшин и зачерпнул им из кадушки воды.
– Мы с Натальей пойдем Стрёму поить. Она одна боится.
– Подите, родные. Поди, Наташенька! А чего ты в узле несешь?
– Да, может, его ранило – взяла ветоши да корпии на перевязку…
– Только бы не до смерти! Ступай, доченька моя милая, ступай!
Веня потянул Наташу за руку. Анна осталась во дворе одна. Ей хотелось плакать, но слез не было.