Малавита

Квинтильяни не был человеком досуга, он не любил ни рыбалку, ни туризм, а спортом занимался исключительно для поддержания формы. Он проводил редкое свободное время за чтением эссе, неизменно так или иначе затрагивавших его профессиональную деятельность. Кино? Воспоминания о драйв-инах, где фильм был не так важен, как девица на заднем сиденье, или просмотр фильмов в комнатах отдыха во время учебы и особенно множество фильмов, по его мнению, совершенно неинтересных, которые показывали во время большинства его поездок на самолете. Однако «Хороших парней» он смотрел, как и множество других фильмов про мафию, — для информации. Ему необходимо было знать, что за кумиры у тех типов, которых он выслеживает, понимать их язык, улавливать словечки, до которых кинематограф был великий охотник.

— Вы действительно хотите в это играть? — прошептал он на ухо Фреду.

Тот знал лексикон Тома назубок и перевел вопрос так: «Поганый засранец Манцони, только попробуй что-нибудь выкинуть, и я тебе так подгажу жизнь, что ты пожалеешь, что не подох в тюрьме».

— Для вас это будет поводом задать мне ряд вопросов, которые вас подзуживают уже давно, и может быть, сегодня вы получите ответы, Том. Разве не стоило из-за этого выйти из дома?

Намек, который Том воспринял в настоящей форме: «Пошел ты в задницу, ищейка поганая».

Свет погас, наступила тишина, и белый луч высветил экран.

* * *

Магги поставила машину перед домом и махнула рукой Винсенту, который стоял у окна и курил сигарету. Она вошла в гостиную, тут же рухнула на диван и закрыла глаза, по-прежнему ощущая, что она только что побывала в Зазеркалье. На обратном пути она невольно вспомнила зал в Ньюарке, который арендовало местное отделение Армии спасения, и где ежедневно собирались бродяги, нищие-бомжи. Деревянные столы, скамейки, и все эти люди, сидящие там часами, спасаясь от уличного холода, скуки, страха перед людьми и особенно голода. Через грязное стекло она заглядывала в этот аквариум нищеты и почти зажимала себе нос, воображая, какая вонь стоит внутри. Пару раз она хотела войти в эту дверь, испытать головокружение при виде самого худшего, и мешала ей сделать этот шаг не боязнь столкнуться с человеческим падением, а странное ощущение, что она в отречении от самое себя зашла дальше их. Эти мужчины и женщины с всклокоченными волосами сохраняли своеобразное достоинство. Она — нет. Принять жизнь и ценности Джованни Манцони значило утратить всякое уважение к себе. Если бы местные оборванцы догадались, какой жизненный крах пережила эта красивая дама в меховом манто, они бы сами подали ей милостыню.

* * *

На выходных титрах Лемерсье вернулся на сцену и взял микрофон, чтобы сообщить несколько общих сведений о фильме и о режиссере. Прежде чем передать микрофон тому, кто захочет подхватить тему, он обернулся к Фреду и пригласил его к себе на сцену. Ему похлопали для бодрости, и, как обычно, первый вопрос задал сам Лемерсье.

— Когда человек живет в Нью-Йорке, ощущает ли он присутствие мафии так, как любит нам показывать американский кинематограф?

Рефлекторным жестом, выражавшим тревогу. Том поднес руку к кобуре.

— Присутствие мафии? — повторил Фред.

Он едва понимал вопрос, слишком абстрактный для него, — это было все равно, что спросить у него, ощущает ли он небо над головой или землю под ногами. Онемевший, с микрофоном в руке, он почувствовал, что выглядит смешно, и принял задумчивый вид.

Присутствие мафии…

Ален понял это как некую робость, связанную с языковым барьером, и пришел ему на помощь.

— Типов, вроде трех гангстеров из фильма, можно встретить на улице?

Можно ли их встретить на улице?

За этим вопросом Фред увидел пропасть, которая навечно отделила его от остального человечества, от тех, кто ходит по правильной стороне тротуара. Фигура гангстера завораживала честных людей, но исключительно в качестве ярмарочного монстра.

Квинтильяни чуть не поднял руку, прося слова. Не чтобы положить конец этому балагану, а чтобы прийти бедняге на помощь. Это тебе не то что в одиночку сидеть на веранде и корчить из себя умника, рассказывать свою правду по ночам, старой железяке, тоже герой нашелся… А ты ответь за свою гангстерскую жизнь, стоя на сцене перед пятьюдесятью зрителями, с микрофоном в руке, — это как снова встать перед большим судом присяжных. Фред был как мальчишка, который дома считает, что прочесть вслух стихотворение — плевое дело, а оказавшись у доски, забывает, как его зовут.

Публика перешептывалась, возникла неловкая пауза. Ален искал доброе слово ободрения. Можно ли их встретить на улице? Как ответить на такой, на первый взгляд, невинный вопрос, а на самом деле такой прямой? Под огнем взглядов Фред подумал было солгать, заявить, что бандиты невидимы, сливаются с обстановкой, как хамелеоны, так что люди не знают, действительно ли они существуют или вообще они выдумка сценаристов, как ходячие мертвецы и вампиры. На этих словах он распрощался бы со сценой и уполз к себе на веранду, дав слово никогда оттуда не вылезать.