Как будто отгоняя муху, Уоррен скинул руку того, в ком он сразу угадал заводилу. Двое остальных стояли, как секунданты, и с опаской ждали продолжения. Несмотря на свой юный возраст, Уоррен прекрасно знал эту интонацию, не вполне уверенный приказ, чтобы, если удастся, захватить власть или по крайней мере прощупать границы. Худший из всех видов нападения, самый подлый — нападение трусов. Когда прошел момент неожиданности,
— Что вам от меня надо?
— Ты американец. Богатенький.
— Кончайте нести бред и выкладывайте, в чем ваш бизнес.
— Твои родители кем работают?
— Какое твое собачье дело? Ну, что вы там накумекали? Рэкет? Мелкими порциями или разовый куш? Вас сколько — три, шесть, двадцать? Во что вкладываете?
— ?
— Организации — ноль. Так я и знал.
Ни один из троих не понял ни малейшего слова, а также откуда у него взялась такая уверенность. Заводила почувствовал себя оскорбленным, оглянулся по сторонам, затащил Уоррена в закуток пустого коридора, который вел вниз, в столовую, и толкнул его так сильно, что тот растянулся на низком пристенке.
— Будешь знать, как издеваться, новенький.
И все трое совместными усилиями стали учить его молчать, молотя коленками по ребрам, а кулаками куда попало, но целясь в лицо. Один в конце концов сел ему верхом на грудь, обшарил карманы и обнаружил там десятку. Уоррен, багровый, с трудом дышащий Уоррен услышал, что от него требуют и завтра принести ту же сумму, как право посещения лицея имени Жюля Валлеса. Сдерживая слезы, он пообещал, что не забудет.
Уоррен не забывал никогда.