Мальчик

— Да я уже видел это много раз, хотя все равно ты проявил себя. А теперь ешь, ешь давай.

— Ты мог бы похвалить меня, — не знаю почему, но меня задела холодность отца.

— Хорошо. Ты, Мамору, молодец. Я горжусь тобой.

В тот день после моего замечания папа даже в сильном подпитии оставался необыкновенно милым.

— Синити, отложи, наконец, свою книжку и ступай поешь.

Синити не промолвил ни слова с тех пор, как пришел домой. Он с большой неохотой сел за стол и тихо стал возить палочками по плошке.

— Синити, как прошел твой кросс? — поинтересовался отец, но Синити упорно молчал.

— Ну, так как ты его пробежал, Синити? — настойчиво вопрошал отец.

— Синити первый приблизился к финишу, — вставил я, не в силах терпеть вид надутого брата с его мрачным выражением лица.

— Заткнись, Мамору! — оборвал меня Синити, не поднимая глаз.

— Понимаю… Так значит, ты пришел почти первым, вот оно что.

— Все остальные упали в лужи, но когда Синити вот-вот должен был пересечь финишную линию, он… — взахлеб рассказывал я, но Синити снова рыкнул на меня:

— Я сказал тебе — заткнись!

Хотя Синити грубо перебил меня, он все еще не мог от стыда глаз поднять.

— Я знаю, что ты тоже хотел победить, — тут я вспомнил шоколад Пучеглазой Гран.

— Мамору, успокойся и ешь, — сказала мама, напустив на себя суровый вид, но в ее глазах при этом прыгали смешинки.

Папа тоже улыбнулся, поднеся ко рту чашку сакэ.

— Но, Синити, ты ведь был так близок к финишу, — смягчилась мама.

— Очень, очень близко, — согласился я.

Синити почесал затылок и застенчиво улыбнулся. Судя по его виду, мы решили, что он немного оттаял.

— В следующем году, Синити, ты обязательно победишь, — ободряющим тоном сказал наш отец, а Синити продолжал чесать голову, залившись от смущения румянцем.

Я предполагал, что он сильно сожалеет о том, что не дотянул до финиша. Думаю, его выводил из равновесия вопрос о том, почему остальные бегуны один за другим завалились на дистанции. Моему брату было невдомек, что, может быть, где-то там, в небесной канцелярии, ему дали шанс проявить себя на этом поприще, но он им не воспользовался в полной мере. Я представил себе, как его гложет совесть от этого ужасного промаха при столь удачно сложившихся для него обстоятельствах, приведшего к плачевному, но логическому завершению дня.

— Синити, еще бы чуть-чуть, и ты бы победил, — неустанно твердил я.

— Да, да, еще бы чуть-чуть, — вторил он мне.

* * *

— Синити, ты помнишь свой последний день спорта в начальной школе? Тот злосчастный кросс? Ну помнишь, когда ты почти пересек финиш? — напрямик спросил я брата.

Надо отметить, что я нисколько не сожалел о своей предполагаемой бестактности, потому что хотел освободиться от сомнений, много лет бередивших мою память.

— Ну и вредный же ты! Ну что ты ворошишь прошлое? Думаю, пора забыть обо всем, — вспылил Синити.

Его разрумянившееся от алкоголя лицо теперь уже приобрело свекольный оттенок. Очевидно, он вспомнил тот день во всех подробностях так же живо, как и я.

Каюсь, возможно, на некоторые детали моей памяти и не хватило.

— Интересно, а что сейчас поделывает наш Болван, Синити? Ты знаешь что-нибудь о его дальнейшей судьбе? — Мое любопытство шло рука об руку с щемящей душу ностальгией по ушедшему детству. — Помнишь, он тогда нас так напугал. Знаешь, Синити, когда я вспоминаю наши спортивные праздники, первое, что приходит мне в голову, — это Болван в кимоно с подбоем.

— Неужели ты ничего не знаешь про него? — удивленно изогнул брови домиком мой брат. — К твоему сведению, Болван теперь не кто-нибудь, а президент строительной компании. У них такой представительный офис в четыре этажа прямо у станции Кита-Сэндзю, и судя по всему, фирма идет в гору.

— Неужели? — я на мгновение оцепенел. — А я-то грешным делом подумал, что Болван не мог даже написать свое имя.

Эта новость обескуражила меня. Болван — парень из нашей школы с великолепными спортивными задатками, ставивший рекорды быстрыми ногами и, по мнению всех, не обладавший хоть какими-нибудь способностями к наукам, стал президентом процветающей компании. Кто бы мог подумать!

Мой брат громко рассмеялся:

— Жизнь не измеряется уроками, пройденными в школе. И ты знаешь это лучше, чем кто-либо, Мамору.

— Да, ты прав, — я и не думал опровергать эту истину.

Закрыв глаза в безмятежной полудреме, я улыбнулся. На меня снизошло редко возникающее ныне чувство блаженства, и я тут же представил себе Пустоголового в сегодняшней ипостаси. Помню, ноги его в тот день провала тряслись как желе, но ничто не могло сломить его победный дух и заставить отказаться от участия в гонке. Он рвался в чемпионы. Он просто бежал, бежал и бежал…

Мне пришло в голову, что может быть, я слишком много выпил.

Звездное гнездо