— У нас мало времени, — беспокойно поглядывая по сторонам, проговорил Пиф. — Бульбинка уезжает.
— Почему так внезапно? Мы даже не погуляли на прощанье.
Пиф шепнул что-то на ухо Чиполлино.
— А-а-а, — заторопился Чиполлино, — тогда другое дело.
Втроём они побежали на вокзал, купили билет. Осталась ещё сдача.
— Что с нею делать? — спросил Чиполлино, потому что брал билет в кассе он,
— Купить конфет, — посоветовал Пиф.
Конфет на сдачу дали немного, всего четыре конфетки. Поделили. Досталось по одной. А что делать с четвёртой?
— Передайте её Жану, — попросил Бульбинка. — И скажите ему, пусть приезжает снова к нам на лето в Крыжовку. И ты, Чиполлино, и ты, Пиф.
Объявили посадку. И Пиф. точно установил, в каком вагоне находятся трое мужчин.
— Проберись незаметно в купе и внимательно слушай, — посоветовал он.
— Спасибо, Пиф, — поблагодарил Бульбинка.
— Твой друг — мой друг, твой враг — наш общий враг, — сказал Пиф.
— Так оно и есть, — подтвердил Чиполлино.
Нелегко было расставаться с друзьями, но ещё трудней оказалось незаметно пробраться в купе, где сидели предатели, забраться на верхнюю Полку и не дыхнуть, не чихнуть, а слушать разговоры и всё замечать.
Тот, кого звали Альбертом, сидел посредине и понуро слушал своих спутников.
— Документы у тебя хорошие, — начал один из них, поправляя на носу очки, — ничего не бойся. Смело собирай сведения, всё узнавай и аккуратно посылай донесения.
— Хорошо, — вздохнул Альберт. — Жалко только, Бульбинка сбежал. Я бы вытряс из него нужные сведения. Всё было бы полегче…
— Никуда он от нас не скроется. Поймаем…
— Не забывай, что за эту работу тебе будут начислять деньги в банк на твой счёт. И не какие-то, а большие.
«Ах вы негодяи!» — чуть не крикнул Бульбинка, но вовремя прикусил язык.
Мальчик негодовал и возмущался, слушая предателей, покуда, наконец окончательно истомлённый, не заснул. И увидел сон. Вот он потихоньку достаёт из кармана пальто предателя пистолет и кричит:
«Руки вверх!»
Предатели подняли руки, дрожат. Альберт, заискивая, просит:
«Бульбинка, ты, пожалуйста, не нажми курок, а не то пистолет выстрелит».
«Знаю, приходилось стрелять».
«Не губи нас, Бульбинка! Мы ни в чём не виноваты!» — умоляет другой предатель.
«Не виноваты? А что вы делали, когда гитлеровские оккупанты душили белорусский народ?»
«Мы ничего худого не делали. Мы только слушались фашистов, потому что боялись их. Что прикажут, то и делали, нашей вины тут нет».
«А потом?»
«А потом бежали вместе с гитлеровцами, потому что боялись уже своих людей».
«А теперь?»
«Теперь слушаемся тех, кто нам платит деньги. Ведь надо на что-то жить».
«Осторожно, Бульбинка, — снова взмолился Альберт, — не нажми на курок!»
«Боишься? А летишь опять вредить нашим людям… Тебе не страшно?»
«Почему не страшно? Страшно, но ведь деньги большие платят. Я не полечу, полетит кто-нибудь другой, и я не получу денег».
«Ах вы негодяи!» — Бульбинка не выдержал и нажал курок.
Выстрела не было. Ещё раз… Страх пропал на лицах изменников, и они начали хохотать.
Бульбинка раскрыл глаза. В купе от табачного дыму хоть топор вешай, темным-темно. На столике бутылка вина. Предатели пьют и во всё горло хохочут. Альберт потряс зажигалкой, прикурил новую сигарету.
Бульбинка снова заснул.
Кто-то лизнул Бульбинку в лицо, и мальчик проснулся. Моргнул раз, другой и, не веря своим глазам, начал их протирать. Снова раскрыл — то же самое.
— Хоть сто раз протирай глаза — не поможет. Это не сон. Лизнул тебя я.
— Пиф?! Так это не сон, а правда ты?
— Я, Бульбинка, я.
— Как же ты здесь оказался?
— Вскочил на ходу. Мы подумали с Чиполлино, что тебе будет трудно одному.
— А на полку как влез?
— А вот по этой лесенке… Скок, скок…
Бульбинка глянул вниз:
— А где эти трое?
— Выходят из вагона. Мы уже в Мюнхене.
— О-о! Так надо торопиться.
— Не беспокойся, я их найду.
След привёл к огромному мрачному дому. На окнах первого этажа чернели железные решётки.
Пиф обнюхал ручку дверей и вернулся к Бульбинке, который оставался за углом дома.
— Они там.
— Что это за здание?
— Видать, какое-то учреждение.
— Что станем делать?
— Придётся ждать.
— Неприятное это дело — ждать. Да ещё неизвестно сколько.
— Были бы конфеты, быстрее бы время проходило, — пошутил с Пифом Бульбинка.
— Есть ещё одна конфетка, — сказал Пиф. — Но её нужно передать Жану.
— Это та самая конфетка?
— Да. Но когда я мог передать Жану?
— Хорошо, что ты со мной, Пиф. Что бы я без тебя стал делать?
Помолчали, поглядывая из-за угла дома на двери.
— Бульбинка, — несмело проговорил Пиф, — позволь мне съесть конфетку Жана. Я и тебе дам крошечку.
— Позволяю, — махнул рукой Бульбинка. — Жану я пошлю, как только вернусь на родину, белорусских конфеток.
— Надеюсь, и меня не забудешь, — сказал Пиф, развёртывая бумажку.
— Не забуду. И Чиполлино тоже.
Пиф похрустел конфеткой, потом повертел в лапах бумажку от неё, понюхал и тоже сунул в рот.
— Очень люблю конфетки.
Наконец двери открылись. На крыльцо вышли четверо мужчин.
— Первых троих я знаю: тот вот — Альберт. А кто четвёртый — не знаю.
Подошла великолепная, блистающая чёрным лаком машина…