Мальчик-бульбинка

Похожий случай произошел уже однажды с Лешкой, когда он так же нечаянно услышал разговор бандитов. Это было прошлым летом. Лешка, набегавшись днем по яру, после ужина пошел с Янкой спать на сеновал. В хате тесно, душно и мухи кусают. А на душистом сене хорошо. Внизу пестрый конь, на котором отец возил на стройке кирпич, аппетитно хрустит овсом. Время от времени вздыхает корова. А то и дождь забарабанит по крыше, и под шум дождя еще слаще спится.

Ночью прогремел выстрел. Янка вздрогнул, но не проснулся. Лешка насторожился. Притихла внизу скотина. И вдруг Лешка услышал возле хлева приглушенные голоса.

— Ты зачем вернулся?

— Сверло забыл.

— Сыбака. Быстрей.

Так слово «собака» выговаривал только Тимка, здоровенный двадцатилетний детина.

— Вот оно…

Топот утих. Промычала корова, захрустело сено на зубах Пестрого. Близость живых существ несколько успокаивала. Но заснуть Лешка уже не мог. Широко раскрытыми глазами вглядывался он в темноту. «Сыбака Тимка. Что ему надо ночью возле хлева?»

Дудиных на улице не любили и боялись. Их называли «черносотенцами». Где какая драка, так вся семья, кроме худенькой, почерневшей жены Никиты Дудина, была уже там. Бывало, в воскресенье Никита говорил своим сыновьям:

— Если трое меня одного одолеете, ставлю пол-литра.

И начиналась драка. Два здоровенных парня — Тимка и Харитон — не могли осилить отца. Листрат был еще слабый помощник. А отец, надавав сыновьям, особенно старшим, тумаков, а порой и окровавив их сплющенные носы, хохотал от удовольствия, что он, старый конь, еще в силе.

В выходные дни, когда на Двине крепкий лед, Дудин брал своих сыновей и шел под Волковичеву гору, где происходили кулачные бои. Дрались два берега: левый и правый. Драку начинали подростки, такие как Листрат. Потом им на смену приходили хлопцы Тимкиного возраста и завершали драку такие бородачи, как Дудин. Они сбрасывали кожухи и, засучив рукава красных сорочек, с криком «гоним, гоним!» наступали на противника. Побеждал тот, кто брал противоположный берег. На том берегу победители и побежденные распивали бутылку и расходились по домам.

После революции городской Совет запретил кулачные бои на Двине. И все же любители этого традиционного развлечения приходили на берег, чтоб почесать кулаки. Тогда появлялась конная милиция и прогоняла задир.

И Лешку как-то затянул Листрат на такой бой.

И он бежал по льду и, стиснув кулаки, кричал: «Гоним, гоним!» Он кого-то бил, и его били. Лешка даже не понимал, за что он бил кулаками незнакомого мальчишку и за что тот платил ему тем же.

Возвратился домой Лешка весь в синяках. Федор посмотрел на брата с сочувствием:

— Не на Двине ли ты был?

— Ага, — опустил глаза Лешка.

— Ну и дурень. Полезай быстрее на печь, а то еще и от отца достанется.

Потом, подав Лешке на печь ломоть хлеба, намазанный подсолнечным маслом и посыпанный солью, разъяснил:

— Это при царизме придумали для людей такое занятие: пусть свою обиду и злость на угнетателей срывают на своих и не трогают панов. Понял?

— Ага, — кивнул головой Лешка и начал аппетитно есть хлеб. Ничего он, конечно, не понял. Но Федор работал на заводе, и он все знал. Как же мог Лешка не согласиться с тем, что говорил старший брат.

У Дудиных привычка драться осталась: они частенько пускали в ход кулаки.

Однажды на Задулинскую улицу пришли Митя и Лиза, комсомольцы с завода «Металлист». Они собрали детей, начали рассказывать им про революцию, про Ленина. Их слушали с интересом не только дети, но и взрослые. Потом начали разучивать «Интернационал». Тут особенно проявила свой талант Лиза, красивая девушка в кожаной куртке. А Митя, высокий плечистый парень, стоял и подпевал. И тогда прибежали Тимка, Харитон, а за ними Листрат. Разогнали детей, начали драку. До крови избили Митю, который один от них отбивался. А сам Дудин стоял в стороне и подзуживал:

— По мозгам его, безбожника…

Хулиганы искровавили Митю, но и он оставил отметины на лицах «черносотенцев». Дрался он исступленно и отважно. Сдерживал их троих, пока Лиза по его приказу не скрылась за кладбищем. Даже Никита Дудин разозлился на сыновей, когда они вытирали окровавленные носы:

— Лопухи. С одним не могли справиться.

— Так он верткий, сыбака, — оправдывался Тимка.

Но вступать в драку Дудин-старший не хотел. Может, побоялся: время не то.

… Утром, когда отец запрягал коня, во двор к ним пришел Лачинский.

— Ну, сосед, скажи мне спасибо. Не дал я злодеям вас обокрасть.

— Каким злодеям?

— А вот пойдем, покажу.

Они вышли через калитку в огород, повернули налево, прошли вдоль высокой ограды двора и снова повернули налево, по меже, за хлев.

Лешка соскочил с сеновала и побежал тихонько за ними.

— Видишь, Антон, — показал Лачинский на дощатую стену. На ней одна за другой зияли свежепросверленные дырки. — А я им помещал, а то прорезали бы тут ход и вывели корову.

— Вот гады… Через двери в хлеву они не могли вывести. Там хороший замок. Так вот они как…