Читаем Мальчик Чокчо полностью

Мальчик Чокчо

Геннадий Дмитриевич Павлишин , Дмитрий Дмитриевич Нагишкин

Налетел тут Химу. Всё трясётся вокруг. Земля дрожит, с неба щепки сыплются. Увидал он котлы, кинулся на них, да как ударит!.. Шесть котлов головой пробил, а седьмого не осилил: голову разбил. Зашипел Химу и пополз в тайгу — умирать. Вskез Кальдука из-под котлов. Окружили его орочи. Радуются, что такого богатыря увидали, что от змеи Симу избавились. В свой род Кальдуку приглашают, сыном хотят назвать. Девушки орочские поглядывают на него: любая замуж бы за такого парня вышла. Говорят ему старики:

— Живи с нами!

— Нет, мне домой надо! — отвечает Кальдука-сынок.

Понравилась ему в этом стойбище девушка одна. Пошёл он с нею гулять. До берега реки дошли. На дерево сели. Говорит Кальдука:

— Будь моей женой, девушка! Со мной поедем!

Хлопнул Кальдука рукой — обернулось дерево оленем. Полетел олень в родное стойбище Кальдуки.

Уленда дома песни поёт. Думает, пропал Кальдука. А Кальдука тут как тут, да ещё с молодой женой!

Пуще прежнего озлился Уленда-кривой на брата. Думает про себя: «Лучше мне не быть, а Кальдуку я изведу и жену его себе заберу!»

Пошёл Кальдука к зангину — судье. Рассказал всё. Сказал, что принёс он слюну змеи Симу, чтобы отца оживить, как того Уленда-кривой хотел. Говорит ему зангин, одну трубку выкурив:

— Ты, берёзовый мальчишка, того не знаешь, что люди по два раза не родятся. Зачем старика тревожить? И не за тем тебя Уленда посылал, а за смертью! — Взял зангин слюну змеи и бросил в реку. Забурлила река, зашипела, белый пар пошёл от воды. Множество рыбы кверху брюхом всплыло. Мёртвая рыба стала.

— Вот, видишь, — говорит зангин. — Этой слюной убил бы тебя Уленда-кривой!

Потом посмотрел зангин на Уленду-кривого:

— Иди ты, Уленда, в тайгу! — говорит. — Не место тебе среди людей! Не любишь ты людей… Иди в тайгу! Там в одиночку таёжные люди живут. Будь тем, кто ты есть в душе!

И пошёл Уленда в тайгу. Пока шёл, шерсть выросла на нём. На руках и ногах — когти. Сначала на двух ногах Уленда шагал, потом на четырёх побежал. Медведем стал Уленда-кривой.

А Кальдука-сынок хорошо с женой зажил. Детей у него много было. И во всём ему удача была…

Давно это было. Столько лет назад, что если по пальцам считать, то во всём стойбище у стариков столько пальцев не найдёшь. Надо у ребят занимать. А ребята бегают, не даются. Вот и узнай, когда это было.

АЙОГА

Жил в роду Самаров один нанаец — Ла. Была у него дочка по имени Айога. Красивая была девочка Айога. Все её очень любили. И сказал кто-то, что красивее дочки Ла никого нету — ни в этом и ни в каком другом стойбище. Загордилась Айога, стала рассматривать своё лицо. Понравилась сама себе, смотрит — и не может оторваться, глядит — не наглядится. То в медный таз начищенный смотрится, то на своё отражение в воде.

Ничего делать Айога не стала. Всё любуется собой.

Ленивая стала Айога.

Вот один раз говорит ей мать:

— Пойди воды принеси, Айога!

Отвечает Айога:

— А я в воду упаду.

— А ты за куст держись!

— Куст оборвётся! — говорит Айога.

— А ты за крепкий куст возьмись!

— Руки поцарапаю…

Говорит Айоге мать:

— Рукавицы надень!

— Изорвутся, — говорит Айга. А сама всё в медный таз смотрится: ах, какая она красивая!

— Так зашей рукавицы иголкой!

— Иголка сломается!

— Толстую иголку возьми! — говорит отец.

— Палец уколю, — отвечает дочка.

— Напёрсток из крепкой кожи — ровдуги — надень!

— Напёрсток прорвётся, — отвечает Айога, а сама — ни с места.

Тут соседская девочка говорит:

— Я схожу за водой, мать!

Пошла девочка на реку и принесла воды, сколько надо.

Замесила мать тесто. Сделала лепёшки из черёмухи. На раскалённом очаге испекла. Увидела Айога лепёшки, кричит матери:

— Дай мне лепёшку, мать!

— Горячая она — руки обожжёшь, — отвечает мать.

— А я рукавицы надену, — говорит Айога.

— Рукавицы мокрые.

— Я их на солнце высушу!

— Покоробятся они, — отвечает мать.

— Я их мялкой разомну!

— Руки заболят, — говорит мать. — Зачем тебе трудиться, красоту свою портить? Лучше я лепёшку той девочке отдам, которая своих рук не жалеет!

И отдала мать лепёшку соседской девочке.

Рассердилась Айога. Пошла на реку. Смотрит на своё отражение в воде. А соседская девочка сидит на берегу, лепёшку жуёт. Стала Айога на ту девочку оглядываться, и вытянулась у неё шея: длинная, длинная стала. Говорит девочка Айоге:

— Возьми лепёшку, Айога! Мне не жалко.

Совсем разозлилась Айога. Замахала на девочку руками, пальцы растопырила, побелела вся от злости — как это она, красавица, надкушенную лепёшку съест! Так замахала руками, что руки у неё в крылья превратились.

— Не надо мне ничего-го-го! — кричит Айога.

Не удержалась на берегу, бултыхнулась в воду Айога и превратилась в гуся. Плавает и кричит:

— Ах, какая я красивая! Го-го-го! Ах, какая я красивая!..

Плавала, плавала, пока по-нанайски говорить не разучилась. Все слова забыла.

Только имя своё не забыла, чтобы с кем-нибудь её, красавицу, не спутали; и кричит, чуть людей завидит:

— Ай-ога-га-га! Ай-ога-га-га!