Мальчик девочку искал

– Не смей думать о пирожках!.. У нас, когда мама начинает солить капусту, от каждого кочана остаются кочерыжки. Они очень сладкие и полезные, в них витамины. А потолстеть от них совершенно невозможно. Посмотри на меня!

Лучик с печальной завистью посмотрел на поджарого тонконогого Авку. Авка же подумал: "Интересно, а у м е н я есть поэтическое воображение?"

– Кыш! – приказал он миске с пирожками (которые не убывали). Зажмурился и представил медный тазик с кочерыжками. Открыл глаза… Ура! Тазик был тут как тут, а пирожков след простыл!

– Бери! – велел Авка Лучику. И захрустел кочерыжкой сам. – Ну как?

– Н-ну… – с большим сомнением отозвался Лучик. Жевал он без радости.

– Не "ну", а прекрасно! У тебя же богатое воображение!

– И что с того?

– Вот и вообрази, что это самая прекрасная еда!

– Что-то… никак…

– Какой же ты тогда поэт? Извини уж, но тогда ты… так навеки и останешься "Пу-Пу".

– Нет!! – Лучик вцепился зубами в кочерыжку, как тигр в пойманную дичь. Даже зарычал тихонько. И сгрыз хрустящее угощенье в три секунды.

– Вот так и живи дальше, – наставительно произнес Авка. И повторяй заклинание…

– Какое?

– Сейчас досочиняю… – Авка вдруг тоже ощутил в себе стихотворные способности. – Минутку… Вот!

Очень вредны пирожки и пышки,
Хоть у них весьма приятный вид.
Лучше от капусты кочерыжки!
Можно грызть их даже до отрыжки,
Это ожиреньем не грозит!

– О-о! – изумился будущий поэт Лучезар Крылатый. И сам не заметил, как сглодал еще кочерыжку. – Неужели это ты… сам… сейчас…

– Ну да…

– Значит, ты тоже поэт!

– Нет, что ты! Я раньше никогда не сочинял. А здесь… это от того, наверно, что рядом ты. От тебя исходит поэтическое излучение!

– Ну уж… – с удовольствием смутился Лучик.

– Конечно!.. Ты только смотри, не отказывайся от кочерыжек!

– Ладно… А ты все-таки поэт. Несомненно! Какая блестящая рифма: "Кочерыжки – отрыжки"! И какая аллитерация! Тревожный звук "р-р" так и перекатывается в строчках: "гр-ры… гр-ро…"

Авка не знал, что такое аллитерация и скромно молчал. Лучик же явно завидовал Авкиным стихам, хотя и скрывал это за восторгом.

– Знаешь что? Давай я подарю эти строчки тебе! – нашелся Авка.

– Ну что ты…

– Нет, правда! Я дарю!

– Но это же будет нечестно, если я их… себе…

– Они все равно почти твои! Если бы мы не встретились, я бы никогда их не сочинил! Все дело в твоем излучении…

– Ну, если ты настаиваешь…

– Изо всех сил настаиваю! – И чтобы совсем убедить Лучика, Авка хитро добавил: – Только я попрошу одну награду.

– Любую!.. А какую?

– Когда ты станешь знаменитым и будут напечатаны твои книжки, ты мне подаришь одну со своей подписью…

– Конечно!.. Мало того, я даже посвящу тебе поэму с этими самыми строчками! Про кочерыжки! Она будет называться "Страдания поэта при выборе между телесной и духовной пищей"… А еще, если ты позволишь, я напишу поэму про любовь. Про твою. Потому что своей у меня пока не было… Ох, нет! Чуть не забыл, это же тайна!

– Да ладно уж, – махнул рукой Авка. – Тайна эта не надолго. Все равно придется рассказывать и вашему… Двуполовинкусу, и китам. Иначе как сдвинуть материки?.. Ох, Лучик, а я ведь босиком! Неудобно как-то в таком виде к академику…

Дело в том, что ни башмаков своих, ни фонарика. Авка, разумеется, не нашел. Наверно, БЧП забросила их в другое место. А может, и правда растворила…

– Наоборот, это хорошо! Сразу видно, что ты после опасного путешествия!.. Значит, можно браться за поэму? У меня уже родились несколько строчек. Послушай!

Ноет, как разбитая коленка,
Чувство под названием разлука.
И стрелою, пущенной из лука,
Я лететь к тебе мечтаю, Звенка…

Эти стихи понравились Авке всерьез. Сильно! Даже в глазах защипало. Потому что скуластая зеленоглазая Звенка (некрасивая!) удивительно ярко вспомнилась опять. Знала бы она, в какие дали ради нее угодил Авка!

– Лучик! Идем скорее!

Чудеса чудес и всяческие чудеса

И они зашагали по луговой траве – мимо зеленых коров (интересно, а молоко у них тоже зеленое?), мимо стеклянных башенок, похожих на громадные бутылки, заткнутые павлиньими перьями.

Несколько раз вокруг Авки и Лучика начинали летать непонятные шары. Они были похожи на пятнистые тыквы, окруженные синеватой дымкой.

– Лучик, это что?

– Планеты, – обыкновенным голосом отозвался юный поэт.

– К… какие планеты?

– Ну, вроде нашей, только в ином масштабе. Они залетают к нам из других пространств. Наверно, им здесь уютнее, чем в безвоздушном космосе…

Авка, уже привыкший к мысли, что Земля – круглая, спросил с пониманием:

– Значит, на них и люди есть? И киты под материками? И…

– На некоторых есть… Уко Двуполовинус иногда эти планеты исследует. Он говорит, что многие – в точности как наша, только в уменьшенном виде.

– А вон тот шар? Тоже планета?

– Где?.. Ай!..

К ним тихо подлетал полупрозрачный серый шар локтей десять в поперечнике. Он колыхался, как студень.