Когда мы с мамой ходили в гости к Феоктистовым, Тася мне тайком от мамы подливала в маленькую рюмку крепкую рижскую настойку под названием «Lasite».
«Лясите» – это значит «капелька»; было очень вкусно и очень запретно. Тем более что мне было лет пятнадцать. Мама спросила: «А ты что пьешь?» Я сказал: «Кажется, какой-то сок». Но Тасин сын Митя – ему было лет десять – меня выдал, и мама отобрала у меня рюмку. Митя был очень талантливый юный художник. Рисовал цветными фломастерами поразительно красивые вещи. Не знаю, что с ним дальше случилось, но по всему из него должен был выйти отличный книжный график. Этими фломастерами он мог изобразить всё что угодно – и тонкий штрих, и что-то похожее на густую масляную живопись, тесно перештриховывая разные цвета. До сих пор помню картинку, где на блюде лежали две копченых рыбины. Было сделано с какой-то странной для десятилетнего мальчика мастеровитостью. Еще марширующий «Плохой солдат» – фашист, наверное, который шагал прямо на зрителя. Подметка его сапога, тяжелая, как и положено, с коваными гвоздями, целилась прямо в лицо зрителя. При этом перспектива была соблюдена безупречно, хотя весь стиль в общем-то карикатурный.Один раз мы проходили по улице, и Тася показала нам на красивое здание с торжественной лестницей, с колоннами, лепниной с украшениями и сказала: «Это Дом офицеров, а раньше здесь была „Русская драма“». Тася была русская рижанка, из старой русской рижской семьи. Они жили в Риге еще «до катастрофы». Кстати говоря, это были ее слова. То есть Тася ненавязчиво объяснила нам, что «до катастрофы» в независимом латвийском государстве русскую культуру уважали гораздо сильнее, чем сейчас. Тася водила нас с мамой в знаменитое кафе «Vecrīga»,
то есть «Старая Рига». Сейчас этого кафе уже нет. Вернее, кафе с таким названием есть, и даже не одно, но не там. Старая «Старая Рига» была в здании гостиницы «Рига» (сейчас она называется «Рим», как в старину), как бы сзади, на улице Вальню. Фасадом гостиница «Рига» выходила на бульвар и на оперный театр, а вот как раз сзади и было это замечательное кафе. Там было только кофе и булочки с пирожными. Но меня это кафе поразило до глубины души. Не само кафе, а то, что сказала Тася.– В это кафе, – сказала Тася, – рижские дамы забегают перед работой выпить чашечку кофе и поболтать с подругой.
Другая жизнь коснулась меня.
«Как это так? – думал я. – В кафе, перед работой, поболтать с подругой?» Поход в кафе в Москве был особым, праздничным мероприятием. Придя в кафе, обязательно надо было «что-нибудь хорошее заказать»,
то есть дорогое, а не чашечку кофе. В кафе водили девушек – помню, как один мой школьный друг (дело было в десятом классе) одолжил у меня пять рублей, объяснив, что он собрался с девушкой в кафе и что у него на это дело припасено то ли двенадцать рублей, то ли пятнадцать. «На эти деньги можно втроем в шашлычной нажраться, – сказал я. – Еще и коньяку взять. Ты что?» «Знаю, – сказал он. – Но мне надо с запасом, на всякий случай. Понимаешь? Мало ли что, вдруг. Сам не знаю. Я хочу быть спокоен». Конечно же, назавтра он отдал мне эту пятерку. Вот именно ту самую, которую я ему одалживал. Синенькую, с отъеденным уголком и с каким-то росчерком на поле. Наверно, это была пятерка из большой пачки. Кассир или инкассатор делал на ней свои пометки. Короче говоря, данная конкретная пятерка вернулась снова ко мне, а друг сказал мне, что ему хватило шести рублей с копейками. И то девушка не доела мороженое. Мороженое было явно лишнее.Это я к тому, что в Москве поход в кафе – это было особое мероприятие, сродни походу в театр. И уж, конечно, не сравнить с походом в кино, куда бегали три раза в неделю. Более-менее постоянно, регулярно, так сказать, в кафе ходили – а вернее, не в кафе, а в некое подобие бара, где подавали кофе и напитки, – ходили члены творческих союзов, писатели, композиторы, архитекторы, ну и те отдельные счастливцы, которых по блату пропускали в Дом литератора, в Дом архитектора, в Дом кино и так далее. Это было еще одним знаком избранности.
А тут вдруг рижские служащие дамы – Тася подчеркнула слово «служащие» – перед работой забегают выпить чашечку кофе и поболтать.
Я представил себе наших московских служащих дам, которые утром мчатся на работу в свои «учреждения»: вместо слова «офис» говорили «учреждение», а вместо «офисная дама» – «учрежденческая дамочка». Я представил себе, как они, бедные, бегут из дома на автобус, автобусом до метро, а от метро еще либо две остановки, либо десять минут пешком. Если они куда и забегают перед работой, то забросить ребенка в детский сад или заскочить в магазин, купить что-нибудь к ужину, для дома, для семьи. Потому что вечером в магазине уже ничего не будет.
А там они, значит, забегают перед работой в кафе. Другая планета, я же говорю.