Потом разворачивает он газетку, на стол кладёт и сверху рукой прихлопывает. Тут семейство сбегается, и все газету рассматривают. Там на фото – тот же Мальчиков папа. Ему лысый карлик руку пожимает, а папа радостно улыбается. Дяди с тётями тоже чему-то обрадовались, стали папу по плечам хлопать, подлизываться. А он из кармана блестящую медаль вынимает, на пиджак себе прицепил и грудь колесом выпятил.
Тут один дядя из потайного шкафчика достаёт бутылку с вином. Племянник, здоровый балбес, за пазухой порылся – вынимает маленькую бутылочку. Бабушка поворчала, но достала из буфета графинчик с наливкой. И стали взрослые пировать. А Мальчик? – спросишь ты, друг мой. Мальчика, как всегда в таких случаях, спать отправили.
А ему только того и надо. Взял он потихоньку со стола газету и спать пошёл. Как бы спать. А сам хочет прочитать, что там про папу написано. Лёг он в постель. Ночничок включил. И только тут вспомнил, что читать-то не умеет. Теперь ты видишь, мой юный друг, что любые знания полезны. Ещё не раз ты в этом убедишься.
Мальчик упорный был и не лишён способностей. Поутру утащил он у своего племянника букварь – тот хотя и здоровый детина был, но второгодник – и стал буквы учить. Ты спросишь: отчего б ему к взрослым не обратиться за помощью? Но уж такой был по характеру – до всего сам любил доходить. Постарался и за одну неделю выучил буквы. Не веришь? Ну за две. Хорошо, за три с половиной.
Потом прочитал все вывески в округе. И вновь раскрыл газету. Заглавие Мальчик всего за полчаса осилил. Оно было такое: «Жизнью смерть поправший». Это, значит, Мальчиков папа смерть жизнью попрал. То есть, ну, победил, что ли. Не сказать чтоб умное название. А потом вот что газетчики написали. Изобрёл, мол, папа жизненного микроба, по-научному – «микробус виталис». Это Мальчик хорошо запомнил: микроб Виталий. Если Виталия в бутылочку с водой запустить, начинает он там делиться и множиться. Теперь им всю еду опрыскают, уверяли газетчики, и люди никогда умирать не будут.
Прочитал это Мальчик и обрадовался. Больше не грустит, стал весёлый, как прежде. Не знал, что в газетах, случается, и неправду пишут. Ну, не совсем ложь, а так, наполовину.
Но люди вроде и впрямь больше не умирают. Раньше, бывало, оркестр похоронный часто играл: барабаны ухали, медные тарелки звякали. Теперь месяц за месяцем – и ни одних похорон. Кладбище рядом было, так на его месте детскую площадку устроили. Находят дети в земле черепушки, косточки и с ними в салки носятся. Не все ж дети такие умные, как ты, юный мой друг. Перестали люди умирать, но пришла другая напасть. О том в следующей главе.
Глава 4
Папа пропал
Люди теперь не умирают, но вдруг пропадать стали. Днём человек здоров, вечером – бледный сидит, дрожит весь. Утром – нет его, как льдинка растаял. И куда подевался? А спросит Мальчик – ему в ответ: «Тс-с, тс-с, ты ещё маленький».
В квартире, где Мальчик жил, чуть не все истаяли. Бывало, за стол садились – тарелок не хватало. Теперь вон мама сидит – слёзы в суп роняет. Папа сидит – в задумчивости медалькой поигрывает. Няня за стенкой шаркает. А больше и нет никого. Как ветром всех сдуло – и дядей, и тётей, и братьев двоюродных, и даже племянника. А потом и бабушку, добрую старушку. Ветры в ту пору сильные в городе дули, с ног сшибали, фонари раскачивали, на разные голоса стонали.
У няни в её закутке теперь всегда лампадка теплилась, маленький такой огонёк. А Мальчику все ночи один и тот же сон снился. Дева к нему приходила, красоты дивной, в венке из розовых цветочков. Смотрела на него печально, а потом в фортку улетала.
Однажды как-то особенно грустно она на него взглянула. Проснулся Мальчик, видит: пожар, вся квартира пылает. Испугался, к маме побежал. Присмотрелся – нет никакого пожара, только свет везде горит. Люстра большая сияет, огоньки во всех хрусталиках искрятся, лампы настольные, торшеры светят. И лампадка нянина теплится. Под ней няня сидит, толстую книгу читает, губами шевелит. А рядом с ней – мама. Коса её длинная распущена, в тёмных глазах свет переливается. Мама молчит, няня тихонько бормочет. Из-под шкафов и диванов холодом веет. И сидит у стола на кресле папин костюм, рукава до пола свесил, брючины одну на другую закинул, а на лацкане медаль блестит. Нет в нём папы.
Тут няня к костюму подходит. Медальку с него отстегивает, достаёт деревянные плечики и костюм в шкаф убирает.
С тех пор совсем пустая стала квартира. Хоть бегай, хоть в прятки играй – никто не заругает. Но играть не с кем и ругать некому: мама из угла в угол бродит в халате и шлёпанцах, няня что-то шамкает. Тихо в квартире стало, только часы время отбивают: блямс! блямс! А часы старинные, бьют когда вздумается и по сколько хотят.
В скверик Мальчик больше не ходит, да там и невесело. Ни ребятишек, ни детей с бабками. Только одна ведьма старая сидит, колдовские значки клюкой на земле вычерчивает. Вся расфуфыренная, на каждом пальце по перстню рубиновому. А может, так, стекляшки. На шее ожерелье из зубов человеческих.