Мальчик из Холмогор

В монастырской библиотеке было тихо и пустынно. Лишь изредка забредёт учёный монах и задремлет над толстым томом творений отцов церкви. Обычно Михайло в библиотеке один — роется в шкафах, сколько заблагорассудится, перебирая книги и тут же, на подоконнике, присаживаясь прочесть найденное.

В киприяновской библиотеке книг не видно. Большая комната заставлена столиками. Между ними бегают слуги — в одной руке кофейник, в другой чайник — и наливают в чашечки кому кофе, кому чай. А не то, зажав бутылку меж колен, откупоривают её, пробка летит вверх, а вино льётся в высокие стаканы. И, прихлёбывая напитки, за столиками сидят господа и читают присланные из Петербурга газеты «Ведомости».

Но книг оказалось много — только были они в задних комнатах, и здесь Михайло впервые читает издания Петербургской Академии наук: «О земле», «О ветрах», «Книгу мирозрения» и «Глобус небесный».

Так проходит четыре года. Ему нечему больше учиться в Москве. Но в Киеве, слышал он, учат философии, физике и математике. По усиленной просьбе, Михаила посылают в Киев. Увы, и здесь, как в Москве, духовная академия, и такие же монахи учат всё тем же наукам. Но в Киеве Михайло, случайно зайдя в собор, видит древние мозаики.

— Что это — мозаика? — робко перебил Миша.

— Но ведь ты же видел мозаику, — ответил Михайло Васильевич, — сегодня утром: Полтавский бой. Это и есть мозаика: изображение, картина, не написанная красками, а составленная, набранная из кусочков стекла.

Эти древние мозаики поразили Михайла. Ведь прошло более тысячи лет, как их создали мастера, а они всё так же ярки, как были в первый день. Секрет этой работы утерян, но Михайло не забудет их очарования, пока вновь не откроет способы окраски стекла, составов мастики, которая крепит эти стёкла, пока сам через четверть века не создаст свою мозаику — Полтавский бой.

Из Киева Михайло вскоре возвращается в Москву, и вдруг нежданно-негаданно из Петербурга предписание — выбрать из учеников двадцать человек, в науках достойных, и отправить их в Академию наук. Из двухсот учеников двадцати знающих не нашлось, едва набрали двенадцать. Так Михайло Ломоносов попал в Петербург.

— Михайло Васильевич... — начал Миша.

Но тут дверь отворилась, и на пороге показался Иван Макарыч. Он выглядел так, как в дни самой суровой непогоды, когда крутила метель и лошади отказывались ступать дальше: был красен, растрёпан, с расстёгнутым воротом.

Увидев Мишу, он только сказал:

— А, ты здесь! — Повернувшись к Михайлу Васильевичу, он поклонился низко и заговорил: — А я, Михайло Васильевич, ваше благородие, пришёл к вам каяться, что ребёнка потерял. Весь город обыскал, думал — в уме помешаюсь. Как мне после такого несчастья людям на глаза показаться? Уж сюда шёл, ни на что не надеялся, лишь бы совесть облегчить, покаяться.

— Иван Макарыч! Виноват! — воскликнул Миша. — Никогда больше не уйду без спросу!

— Да и не придётся уходить, наши с тобой дела кончены. Нашёлся — и хорошо! — Иван Макарыч был очень сердит.

— Прости его, Иван Макарыч, — попросил Михайло Васильевич.

А Миша, поклонившись в ноги, повторил:

— Прости меня!

— Уж так и быть, — сказал Иван Макарыч. — Мне что? Теперь моё дело сторона.

Ивана Макарыча оставили обедать, и за столом он рассказывал, как искал Мишу, а Мишу заставили рассказать, как он искал Ивана Макарыча, а попал в дом на Мойке. Все очень смеялись его рассказу, а Матрёша так смеялась, что уронила глиняный кофейник, из которого разливала послеобеденный кофей. Кофейник разбился вдребезги. Елизавета Андреевна послала служанку к соседке попросить другой кофейник. Служанка скоро вернулась с отказом.

— Что же, будем пить пиво, — сказал Михайло Васильевич.

Все обрадовались, а Елизавета Андреевна с обеими девушками встала и ушла.

— Что же ты к нам не пришёл? — спросил Матвей Васильев. — Мы тебя ждали.

— Я не знал, куда идти, — ответил Миша.

— Вот ты какой! — сказал Матвей. — В Петербурге не потерялся, а здесь, в доме, не знал, куда идти! Полтавский бой видел? А мозаичная мастерская рядом — в доме, который побольше. Туда и приходи. Мы мозаичные мастера.

В этот вечер Миша, как только добрался до постели в жарко натопленной комнатке, которую ему отвели, тут же свалился и заснул. Всю ночь ему снились гуси, у которых выдирали перья из хвоста и которые щипали его за ноги, бесконечные ровные улицы, по которым он бежит за Иваном Макарычем, а тот всё время скрывается за поворотом. Наконец, когда добрая старушка верхом на коне поскакала прямо на него, он громко закричал со сна и открыл глаза. Над ним склонилось лицо Михайла Васильевича.

— Спи, мальчик! — сказал он.

И Миша заснул.

Глава пятая

На другое утро Михайло Васильевич тотчас после завтрака уехал в Адмиралтейство. А Мише Елизавета Андреевна строго приказала никуда не отлучаться. Придёт портной снимать с него мерку для новой, городской одежды.