Мальчик из контейнера

— Ружья, пистолеты, автоматы, танки и самолеты мы не покупаем. У нас все мирное, — улыбнулась Валентина Ивановна. — У нас самосвалы, краны, пожарные машины. Мы строители.

— Вы правы, — согласился мужчина. — Это вечные профессии.

Съедена вторая конфета. Женщина, незаметно улыбнувшись, достала еще две.

— Не надо больше, — возразила Валентина Ивановна. — Они у нас не избалованы сладостями, желудочки их к ним не привычны. Сразу много им нельзя. Постепенно можно прибавлять по чуть-чуть.

— Понятно, — сказал мужчина и тут же спросил, чем лучше всего кормить таких детей.

— Кашки, супчики, можно салатики из овощей. Одно яблоко, апельсин один в сутки пока, потом можно больше.

— Мясо можно? Какое лучше?

— Лучше куриное. Можно немного говядины. Любят тертую морковь с сахаром и сметаной.

Сославшись на занятость, Валентина Ивановна вышла, оставив мальчишку с усыновителями. Вернулась она минут через пятнадцать.

— Ну, как вы тут? — весело спросила, прежде окинув взглядом троицу. — Познакомились?

— Познакомились! — ответил мужчина. — Оказывается, Коля не видел живой кошечки и собачки!

— Если б только это они не видели и не знали, — тяжело вздохнула Валентина Ивановна.

В кабинете заведующей детским домом обговорили условия усыновления. Документы на усыновление у приемных родителей были собраны почти все, не хватало двух малозначащих справок.

— Когда придете за ребенком, — сказала заведующая, — принесите ему всю одежду, чтобы в нашей его никому не показывать.

Через две недели Колю привез в детский дом только приемный отец. Не глядя в глаза заведующей, он сбивчиво объяснял причины отказа.

— Понимаете, — говорил он, глядя в угол кабинета, — мы преувеличили свои возможности. Думали, справимся, я юрист, жена тоже, чего сложного, думали, люди без образования справляются, говорили мы, а дети у них и учителя, и инженеры, и юристы. Не получилось у нас, как хотелось.

— А в чем, собственно, проблема, — сузила зрачки заведующая.

— Он нас не признает не только за родителей, но и за близких. Мы и так, и этак, а он уставится и молчит. Мы к нему, он от нас. Плачет часами подряд. Жена говорит, он психически нездоров, ему два года, а он почти не говорит…

— Наши дети — не домашние, они отстают в развитии на полгода примерно. Потом они выравниваются, а пока вот так. Две недели очень малый срок, чтобы ребенок привык к родителям, надо время и надо иметь подход к нему. Нам только кажется, что он маленький и совсем несмышленый, а они соображают лучше нашего. Ты на него глянул не так, и он уже зафиксировал в своей памяти этот взгляд, уже не доверяет тебе… Ты обнял его, поцеловал, погладил по головке, и он сияет от счастья. Такое с каждым ребенком, а с нашими так и во все сто крат это увеличивается. Две недели… со своими родными возимся годами и бывает бестолку, а тут две недели… Ладно, чего теперь-то говорить попусту, оставляйте. Какая-никакая, а травма у ребенка долго будет заживать. Чтобы не травмировать детские души надо заранее хорошо продумывать свои возможности…

— Да вот так… Мы думали, но… Извините нас, конечно… Может, потом как-нибудь… другого какого…

— Нет уж! Поищите в другом месте, здесь вы больше не нужны. Будьте здоровы.

Завидев своих, Коля, с ног сбиваясь, кинулся к ним. Глаза его искрились радостью быть вместе со всеми. Да и дети, эти несмышленыши, непонятным чутьем одаренные, спешили чем-то подбодрить собрата по судьбе. Кто-то отдавал ему свою лучшую игрушку, кто-то угощал конфетой, что досталась, как с неба упала, кто-то просто трогал его за рукав, выражая непомерную доброту и сердечность…

Утром Валентина Ивановна увидела Колю, все поняла, на глаза ее навернулись слезы.

— Бедный ты мой, — тихо сказала она. Взяла его на руки, крепко прижала к груди и уткнулась в его плечо шмыгающим носом.

В одиннадцать приехала заведующая, привезла краску, кисти, три мешка штукатурки. Все это занесли рабочие к ней в кабинет.

— Оля, я к тебе по очень важному вопросу, — подошла к пылающей щеками заведующей Валентина Ивановна.

— Потом, Валя! — отмахнулась та. — Приходи попозже, надо товар оприходовать. Позови бухгалтера скоренько, — крикнула проходившей мимо нянечке.

— Освободилась? Теперь можно? — пришла через час Валентина Ивановна к заведующей.

— Освободилась, да не совсем, рабочих не могу выбить. Нет у них, видите ли, на это сметы. А у меня обшарпанные столовая и зал. Ладно, с этим разберемся, — Ольга Максимовна тяжело откинулась на спинку стула, уставилась на Валентину Ивановну. — Ну, что опять у тебя?

— Я хочу, Оля, усыновить мальчишку, возвращенца нашего, Колю. — Постучала пальцами по спинке стула, присела у стола, зная, что разговор будет долгим и непростым.

— Ты хорошо подумала? — после долгого молчания спросила Ольга Максимовна.

— Хорошо, — упрямо кивнула Валентина Ивановна.

— Я понимаю твои благие намерения, — изучающе смотрела заведующая на врача, — но подумать тебе советую еще и, не торопясь. Коля никуда не денется, а ты подумай.