Мальчик из леса

У Краха Мейнарда была приятная внешность — волнистые черные волосы, задумчивое лицо, как у паренька из бой-бэнда, стройное тело, одетое по последнему писку моды. Присмотревшись, ты понимал, что на самом деле Крах не представляет собой ничего особенного. Что у него нет никаких талантов. Но, как однажды пошутила Хестер, когда хотела, чтобы Мэтью встречался с девочкой из богатой семьи: «Настоящая красавица, когда стоит на куче денег».

Крах никогда не снимал крупного серебряного перстня с улыбающимся черепом. На его тонком гладком пальце этот череп выглядел весьма нелепо.

Продолжая маслено улыбаться, Крах поднял смартфон и повернул его экраном к Мэтью:

— Не желаешь объясниться?

Он провел по экрану пальцем с перстнем. Мэтью показалось, что череп ему подмигнул. На экране ожил видеоролик: сперва знакомая новостная заставка, затем лицо Хестер.

Но сперва — горячие новости…

Лицо Хестер сменилось фотографией Наоми.

Сегодня вечером девочке из Уэствилла, штат Нью-Джерси, нужна ваша помощь. Наоми Пайн пропала по меньшей мере неделю назад. С тех пор ее никто не видел. Требований о выкупе не поступало, но друзья девочки считают, что ей может грозить опасность…

О нет…

Сердце Мэтью ушло в пятки. Он не думал, что бабуля даст эту историю в эфир. Или он втайне на это надеялся? Неудивительно, что новости так быстро (если верить таймеру приложения, прошло меньше двух минут) расползлись по друзьям. В современном мире так все и работает. Может, кто-то из ребят увидел новостной блок про Наоми Пайн, или чья-нибудь мать его посмотрела и тут же написала своему чаду эсэмэску: Эта девочка не из вашей школы?!?! — или кто-то из тусовки подписан на канал Си-эн-эн в «Твиттере». В наше время новости расходятся в мгновение ока.

— Это твоя бабушка, так? — Улыбка Краха не померкла.

— Ну да, но…

— Но? — Крах взмахнул рукой с перстнем-черепом, как будто поманил к себе: давай выкладывай. — (Мэтью ничего не сказал.) — Ты что-то ей рассказывал? — насмешливо спросил Крах.

— Чего? — Мэтью напустил на себя оскорбленный вид. — Конечно же нет.

Все еще с улыбкой — теперь она была похожа на улыбку черепа на перстне — Крах шагнул вперед и положил руки на плечи Мэтью. Затем без предупреждения ударил его коленом в пах, одновременно надавив на плечи, чтобы удар вышел посильнее.

От удара Мэтью привстал на цыпочки.

Его тут же накрыла волна всепоглощающей, добела раскаленной боли. Глаза наполнились слезами. Все системы организма выключились. Колени подломились, он упал на пол. Из желудка, парализуя легкие, хлынула новая волна боли. Мэтью подтянул колени к груди и свернулся в позу эмбриона.

Крах наклонился. Губы его оказались возле уха Мэтью.

— Ты что, за дурака меня держишь? — Мэтью лежал щекой на деревянном полу. Он по-прежнему не мог дышать. Такое чувство, что в нем что-то надломилось: раз и навсегда. — Ты приехал сюда с Люком и Мейсоном. Они говорят, что, когда подрулили к твоему дому, ты разговаривал с бабушкой.

Дыши, заставлял себя Мэтью. Старайся дышать.

— Что ты ей сказал, Мэтью?

Скрежетнув зубами, он сумел открыть глаза. Кайл стоял у двери, на шухере. Саттон не было видно. Это она его подставила? Неужели она и правда так с ним?.. Нет. Саттон не могла знать, что́ покажут по телевизору. И она бы не стала…

— Мэтью?

Он поднял глаза. Тело все еще раздирала боль.

— Ты же понимаешь, что мы можем тебя убить и нам за это ничего не будет?

Он не шевелился. Крах сложил ладонь в кулак и показал Мэтью серебряный череп:

— Что ты рассказал бабушке?

Глава восьмая

Двумя этажами выше винного погреба, в круглой башенке над западным крылом огромного особняка, сидели Дэш Мейнард и его жена Делия. Сидели в бордовых кожаных креслах с боковинами для защиты от сквозняков, перед огромным газовым камином с керамическими «березовыми» поленьями. Эту башенку пристроили к дому три года назад. Здесь была библиотека — такая же, как в фильме «Красавица и чудовище», — с дубовыми полками от пола до потолка и лестницей на колесиках, скользящей по медным рельсам.

Дэш Мейнард читал биографию Тедди Рузвельта. Он всегда обожал историю, но стать ее частью? Нет уж, увольте, такое ему неинтересно. До того как выйти на проектную мощность с передачей «Расти-шоу», посвященной саморазвитию, а потом с новым жанром, получившим на телевидении название «игралити-шоу» (не самая удачная амальгама слов «игра» и «реалити-шоу»), Дэш Мейнард был видным режиссером документальных фильмов. Получил «Эмми» за жгучую короткометражку о нанкинской резне 1937 года, снятую для государственных каналов. Дэш любил закапываться в исследования, брать интервью, снимать эпизоды на натуре, но его звездный час наступал в монтажной комнате. Там Дэш обращал бесчисленные часы видеоматериала в захватывающую историю.