Мальчик-Которого-Нет (СИ)

Через день я спускалась в ритуальный зал и сцеживала на алтарный камень немного крови. Чем дольше я это делала, тем быстрее заживали мои ранки, тем лучше себя чувствовала. Да и на дом мои манипуляции действовали. К магическому освещению и работающей канализации прибавились включившиеся чары уборки, благодаря которым с видимых поверхностей исчез толстый слой пыли. А я еще четче стала видеть магические нити. Даже недолгое время чувствовала себя особенной, пока не вычитала случайно, что видеть магию, вообще-то, нормально. Почти все волшебники видят магические нити без каких-либо дополнительных манипуляций. Лишь магглорожденные, полукровки, носители ограничителей, сильных проклятий и печатей через одного этого лишены.

Ближе к сентябрю я закончила исследовать дом и прилегающую территорию и решила повнимательнее осмотреть домик Джеймса и Лили. Я не надеялась, что найду что-то полезное. Все же в доме родителей Харо уже кто-то знатно порыскал, вынеся все ценное.

Для начала я отыскала довольно много фотографий и колдографий как Лили и Джеймса, так и их друзей, родителей. А в маленьком потрепанном маггловском альбоме оказались детские фото Лили, ее сестры и Северуса Снейпа. Было странно рассматривать маленького невзрачного мальчика и осознавать, что он вырос в грозного профессора зельеварения. Я тогда еще подумала, что никому из друзей Джеймса и Лили не повезло в жизни. Они, конечно, не были в этом виновны, но близость к ним в том или ином виде задела каждого, даже Снейпа, с которым гриффиндорка разругалась еще в школьные годы.

Обойдя дом, в последнюю очередь я заглянула в детскую. Даже у меня, которую никак не затронула эта трагедия, наворачивались слезы при мысли, что именно в этой комнатке на глазах ребенка убили его мать.

Что-то заставило меня внимательно осмотреть детскую и заглянуть под матрас в кроватке. Там-то и обнаружилась тетрадь, которая сейчас лежала у меня на коленях.

Я погладила тетрадь по корешку, наслаждаясь шероховатостью кожи, и раскрыла ее на случайной странице. Дорога предстояла длинная.

Обнаружив тетрадь, я сначала разочаровалась. Но через мгновение поняла, что обнаружила самую ценную вещь, оставшуюся в доме. Ну-у… кроме многочисленных фотографий.

Их я собрала и перетащила в особняк, а там при помощи веревки и обычных бельевых прищепок соорудила настоящую стену памяти. Раз у меня нет живых портретов, то пусть будут хотя бы колдографии и фотографии. Жаль, что у меня лишь карточки чужих родителей и их друзей, а не настоящих близких.

Тетрадь же была дневником Лили. И раскрылась мне лишь после капельки крови на корешок. Защита дневника поражала сложностью. Даже мне, вроде как дочери, дневник был доступен лишь частично. Я не могла открыть его на определенной записи или пролистать. И за раз мне оказывалась доступна лишь одна случайная запись.

Первая заметка Лили, на которой дневник открылся, датировалась октябрем восемьдесят первого, а последняя на данный момент — ноябрем семьдесят первого. Но внешне тетрадка не казалась такой уж толстой, так что я списала все на чары. Или на леность рыжей гриффиндорки, раз за десять лет она не исписала и сотни страниц.

Для себя я решила, что не буду читать дальше, если попадется что-то смущающее, но пока дневник Лили Эванс показывал эту особу пусть импульсивной, но все же вдумчивой и разумной девушкой. Она рассуждала о несовершенстве системы магического образования, искала способы улучшить лечебные зелья, жаловалась на волшебников и с нежностью делилась моментами своего материнства. У меня почти сразу вошло в привычку чтение по одной заметке каждый вечер перед сном. Вчера я почитать не успела и сейчас надеялась хоть немного отвлечься.

Нынешняя запись относилась к первым дням учебы Лили на втором курсе, даже по почерку чувствовалось негодование владелицы дневника:

«Вот и начался новый учебный год. Я снова живу в одной комнате с несколькими девочками и вынуждена терпеть присутствие Блэка и его компашки в гостиной, в Большом зале и на занятиях. Только в этом году эти глупые мальчишки стали еще злее! Они не только задирают Сева, мне тоже достается. Поттер вздохнуть не может, чтобы не сказать какую-нибудь глупость или гадость. Хуже всего в гостиной. Там мне совершенно не дают проходу. Теперь все эссе пишу в Библиотеке.