А утром проснулась с четким пониманием всех ночных событий. Мне будто кто-то снова, как с памятью Гарри, вложил в голову знания.
— Доброе утро, — зевая, поприветствовал меня заспанный Драко, направляясь в ванную комнату.
— Ага, доброе, — чуть отрешенно ответила я, положив ладонь себе на плечо.
Стоило сосредоточиться — и под пальцами возникло ощущение шелковистой ткани, но мантия так и осталась невидимой. Отныне и до конца моей жизни, если только я не совершу глупость и не захочу снять дар Смерти, мантия-невидимка будет частью меня. Скрывшись так, чтобы мальчики не могли меня видеть, я снова сосредоточилась и, подхватив пальцами края капюшона, накинула его на голову. В тот же миг меня будто окатило смертельной прохладой. Выйдя из укрытия, я помахала Невиллу, но тот, хоть и стоял ко мне лицом, ничего не заметил. Опытным путем я убедилась, что под мантией-невидимкой меня не видно и не слышно.
— Удивительно, — прошептала я, сбрасывая капюшон и появляясь в своем закутке между кроватью и одежным шкафом.
— Что удивительно? — спросил Лонгботтом.
— Да так… — отмахнулась я и порадовалась, что открывшаяся дверь ванной избавила меня от необходимости что-то объяснять.
Пока я выбирала рубашку и носки (настроение с вечера значительно улучшилось, так что из запасов были извлечены ярко-желтые носки в щербато ухмыляющиеся белые и черные черепушки), удалось обдумать и уложить в голове новые знания.
Нет ничего удивительного в том, что за многие столетия потомки Игнотуса Певерелла растеряли многие знания о семейной реликвии. Удивительным было то, что тайна мантии-невидимки с чисто сказочным простодушием сохранилась в сказках Барда. Игнотус, которому когда-то Смерть сама даровала мантию со своего плеча, передал сей уникальный артефакт лишь перед самой смертью, когда давняя знакомая явилась за ним. И сыну своему наказал передавать мантию дальше лишь в самом конце жизни, перед уходом за Грань. Смерть к потомкам Игнотуса более не являлась лично, но благодаря тому, что они носили ее дар, каждый из них чувствовал приближение конца жизненного пути. И именно переданная вот так, на пороге смерти, мантия-невидимка позволяла следующему владельцу пользоваться всеми ее особенностями.
Но в какой-то момент традиция прервалась. И мантия-невидимка стала казаться ее владельцам лишь удивительным и редким артефактом, мало чем отличающимся от многих других. Тот же Карлус Поттер и вовсе поместил мантию в семейный музей, не считая нужным ею пользоваться. И оттуда реликвию стащил Джеймс…
Оставалось лишь радоваться, что отец Харолины в юности был беспечным мальчишкой, которого история собственной семьи интересовала не достаточно сильно. Джеймс пользовался мантией, как обычной мантией-невидимкой. А когда его поймал Дамблдор, переживал о гневе отца больше, чем о потере семейной реликвии. Отобранная у Поттера, мантия не задержалась в загребущих лапках долькоеда, вернулась к Джеймсу спустя несколько часов. Но Альбус, уже сообразивший, что же побывало в его руках, не отказался от идеи заполучить уникальную вещь. И все следующие годы искал возможность. И смерть Джеймса показалась Дамблдору таковой.
Десять лет старик изучал мантию-невидимку любыми доступными средствами, пытался как-то зачаровать. И в какой-то миг решил, что хоть мантия и называется реликвией Поттеров, служить она будет тому, у кого находится в руках. А раз за десять лет артефакт так и не исчез из сейфа директора, то смерть Джеймса разорвала связь мантии с предыдущим владельцем.
Смерть восстановила справедливость и вернула мантии-невидимке ее первоначальный вид — невидимой, но очень сильной защиты.
— Это читерство, — тихо фыркнула я, но от полученного преимущества отказываться не собиралась. Теперь я не только могла скрыться из виду. У мантии были и другие возможности.
И одной такой я воспользовалась прямо во время завтрака, бесстрашно взглянув на Дамблдора. Тот, судя по добродушной улыбке, еще не узнал об исчезновении мантии-невидимки.
«И не узнает, — мысленно позлорадствовала я. — Сейчас мантию не видно магическим зрением. И даже эльфы или гоблины не смогут ничего рассмотреть на моих плечах».
Прикосновение к своему разуму почувствовала секундой позже — дедушка не упустил редкую возможность. Я тут же разорвала зрительный контакт, ежась от неприятного ощущения холодка в голове, хотя знала, что великий светлый ничего не прочтет — мантия-невидимка защищала своего владельца от проникновения в разум полностью.
— Ой, не завидую я рыжим братцам, — вдруг прервала мои эксперименты Панси.
На мой вопросительный взгляд девочка подбородком указала на дальнюю часть нашего стола, где всегда собирались игроки факультетской сборной. В этот раз Флинт и остальные почему-то сели не спиной к остальному залу, а лицом. И дружно весьма недобро посматривали на стол Гриффиндора.
— Декан еще ночью снял с львов сотню баллов, — просветил всех Блейз. — МакГонагалл с утра устроила ему скандал, напирая на то, что виновность не доказана. Но наш профессор и слушать не стал.