Я наблюдал за ними некоторое время, прежде чем войти в комнату. В поведении мальчика была невинная прелесть — я видел, как он улыбался, забираясь на коленки к маме и поворачиваясь, чтобы сидеть к ней лицом. Потом он поднял руку и с нежностью коснулся ее рта, играя и изучая ее. Это спокойное взаимодействие между ними являло классический пример привязанности мамы и маленького, скорее даже грудного ребенка. Но Питеру было семь. Наблюдая за ними, я понимал, что мать и ребенок часто играют в эту успокаивающую нежную игру. Когда я вошел, то заметил, что Эми, мать, смутилась. Ее муж Джейсон, отец Питера, казалось, чувствовал себя еще более неудобно из-за того, что я их «застукал».
— Сядь прямо, Питер! — сказал Джейсон, а сам встал и пожал мне руку.
Я подошел к мальчику, остановился над ним, посмотрел на него и улыбнулся ему: «Привет, Питер». Я протянул руку, и Питер дотронулся до нее.
— Питер, встань и пожми руку доктору Перри! — сказал Джейсон. Эми постаралась снять мальчика с коленей и поставить на ноги. Но Питер обмяк телом и засмеялся. Это выглядело как часть их игры.
— Питер, встань! — еще раз сказал Джейсон, терпеливо, но твердо. Я чувствовал его усталость и недовольство. Я знал, как им было трудно.
— Не беспокойтесь, располагайтесь поудобнее. Я только хотел узнать, как прошел сегодняшний день, — я сел напротив них. — Цель этого первого визита — дать Питеру возможность познакомиться с нами и узнать нас ближе. Надеюсь, тебе понравилось.
Питер кивнул.
— Отвечай словами, дорогой, — сказала Эми.
Питер выпрямился и ответил: «Да».
Семья только что провела три часа в нашей клинике — это был их первый визит. Они обратились к нам по поводу затяжных проблем с языком и речью у Питера, а также недостаточности внимания и импульсивности. Естественно, с этими проблемами были сопряжены проблемы учебы и социализации в школе. Время от времени у мальчика случались странные приступы, когда он полностью терял контроль над собой. Они выглядели пугающе и, в отличие от обычных детских приступов гнева, могли продолжаться часами.
Родители Питера усыновили его из российского детского дома в возрасте трех лет. Они сразу полюбили похожего на ангела белокурого мальчика с розовыми щечками. Администрация детского дома с гордостью демонстрировала, как его хорошо кормят и как у них чисто, но, по правде говоря, Питер и другие дети в этом детдоме были абсолютно заброшены. Эми и Джейсон слышали от других усыновителей о нашей работе с детьми, пережившими жестокое обращение. Сейчас у них заканчивался первый день двухдневного консультационного курса в нашей клинике. Семья проехала 500 миль, чтобы получить наше заключение.
— Питер, придешь к нам завтра? — спросил я его.
— Да, — ответил он, широко улыбаясь.
Перед этим нашим специалистам предстояло проделать много работы. Обычно для оценки ребенка наш консилиум в составе психологов, социальных работников, специалистов по детской психиатрии и практикующих психиатров осуществлял некоторое количество встреч на протяжении нескольких недель, чтобы ближе познакомиться с ребенком и семьей. В случае с Питером весь процесс пришлось сжать, потому что он приехал издалека.
У нас были документы из школы, от педиатра, от предыдущих специалистов по психическому здоровью, а также от других специалистов, и мы могли изучить, обработать и сравнить их с нашими впечатлениями от ребенка и его семьи. Мы также сделали магнитно-резонансную томографию — в рамках нашего исследования по влиянию недостаточного ухода в раннем возрасте на развитие мозга. Результаты этого исследования свидетельствовали, что серьезный недостаток заботы в раннем возрасте у детей, живших, как Питер, в государственных учреждениях, ведет к уменьшению размера головного мозга в целом, недоразвитию отдельных зон мозга и ряду функциональных проблем, связанных с ним. Мы надеялись выявить у Питера наиболее поврежденные зоны мозга и таким образом определить максимально действенное лечение.
В обследовании ребенка у нас иногда участвует до двенадцати сотрудников, которые коллективно обсуждают наблюдаемые симптомы и план работы по его лечению. Этот процесс призван определить сильные и слабые стороны ребенка и точно обозначить его текущую стадию развития по ряду параметров — от перцептивных способностей до моторных навыков, от эмоциональных, когнитивных и поведенческих способностей до моральных установок. Это позволяет поставить предварительный диагноз и дать первичные рекомендации. Конечно, повсеместное внедрение данного подхода потребовало бы слишком много времени и денег, поэтому мы стремились разработать на этой основе другие модели лечения, требующие меньшего числа специалистов.