Мальчик, которого растили как собаку

У меня не было сведений о том, что Тина генетически «сверхчувствительна» к стрессу. Однако я знал, что угрозы и сексуальное насилие, пережитые ею в раннем детстве, без сомнения, привели к многократной и интенсивной активации систем, формирующих ответ на угрозы окружающей среды (стрессовые системы). Я вспомнил одно исследование д-ра Левина, где было доказано, что всего несколько минут стресса в начале жизни могут навсегда изменить реакцию крысы на стресс. Издевательства над Тиной продолжались намного дольше — она подвергалась насилию, по крайней мере, раз в неделю в течение двух лет — и это еще усугублялось постоянным стрессом от того, что ее семья то и дело балансировала на краю финансовой пропасти. Мне пришло в голову, что и наследственность, и окружающая обстановка могут послужить причиной сходных симптомов дисфункции и что воздействие стрессовой обстановки на человека, генетически уже чувствительного к стрессу, было бы, вероятно, более мощным.

И поскольку я продолжал и работу с Тиной, и работу в лаборатории, то пришел к выводу, что в случае Тины постоянная активация ее реагирующих на стресс систем в результате психологической травмы, полученной в раннем возрасте, когда ее мозг только развивался, возможно, вызвала каскадное изменение количества рецепторов, чувствительности к стимулам и дисфункции тех или иных структур по всему ее мозгу, подобно тому, что я наблюдал у животных. Поэтому я стал думать, что симптомы Тины были результатом ранней травмы, полученной еще развивающимся организмом. Ее проблемы с контролем внимания и с импульсивностью, вероятно, возникли в результате изменения в ее стрессовых системах: эти изменения когда-то помогли ей справиться с издевательствами, которые ей приходилось терпеть, но теперь стали причиной ее агрессивного поведения и невнимательности в классе. Это естественно: человек с гиперактивной стрессовой системой, обратил бы пристальное внимание на лица учителей и одноклассников, от которых может исходить угроза, а не на такие безопасные вещи, как уроки. Постоянное ожидание потенциальной угрозы могло также провоцировать такого человека, как Тина, затевать драки с одноклассниками, поскольку она могла всюду выискивать признаки грядущей атаки и это вызывало ее превентивные действия при малейшем подозрении. Мне представлялось, что разумнее объяснять проблемы Тины таким образом, чем считать их чем-то случайным и не связанным с насилием, которое она испытала.

Я вернулся к ее истории болезни и оказалось, что, когда она впервые появилась в клинике, частота сердечных сокращений (ЧСС) у нее составляла 112 ударов в минуту. Нормальная ЧСС сердечный ритм для девочки ее возраста должна быть ниже 100. Повышение ЧСС может сигнализировать о постоянной готовности к стрессу, еще более явно свидетельствуя, что ее проблемы являлись прямым ответом мозга на насилие. Если бы я теперь присваивал Тине диагностический ярлык, это был бы не синдром дефицита внимания, а скорее посттравматическое стрессовое расстройство — ПТСР.

Проработав с Тиной три года, я был очень доволен произошедшими видимыми изменениями. Из школы больше не поступало сообщений о ее «недопустимом» поведении в классе. Она делала уроки, ходила в школу и не дралась с детьми. Ее речь стала лучше; здесь большая часть проблем объяснялось тем, что она говорила очень тихо и учителя и даже мать Тины часто не могли понять ее, не говоря уже про ее произношение. Когда она научилась нормально говорить и окружающие тоже смогли чаще разговаривать с ней, она поняла, как это важно…

Кроме того, она стала более внимательна и менее импульсивна, и это произошло так быстро, что я даже не обсудил ее лечение со своими руководителями после первоначальной беседы с д-ром Стайном.

Во время наших встреч я позволял Тине управлять общением, но не упускал возможности использовать наши уроки, чтобы помочь ей чувствовать себя более уверенно в этом мире и вести себя разумно. Обычно люди учатся контролировать свою излишнюю импульсивность и обдумывать решения, общаясь с теми, кто их окружает, частично извлекая информацию из наставлений, частично получая ее в виде примера. Но Тина жила в таком окружении, что ей нечасто представлялась такая возможность — она не могла получить ни какие-то толковые объяснения, ни учиться, наблюдая разумные поступки близких. Окружающие ее люди просто спонтанно реагировали на все, что с ними случалось, и Тина поэтому вела себя таким же образом. Благодаря нашим встречам она получила возможность пользоваться ни с кем не разделенным вниманием (в данном случае, моим), и наши игры помогли ей усвоить некоторые уроки, в которых она так нуждалась. Например, когда наши занятия только начались, Тина не умела «перестраиваться». Она не умела ждать, она действовала и реагировала, не думая. В тех простых играх, в которые мы играли, я моделировал более подходящее случаю поведение и постоянно учил ее переждать, перед тем как делать первое, что пришло ей в голову. Основываясь на ее прекрасных успехах в школе, я действительно верил, что помог ей.