Мальчик, которого растили как собаку

Проигрывая события вместе со мной, Сэнди пыталась развить толерантность к своим ужасным воспоминаниям. Она контролировала ситуацию в процессе игры, и этот контроль позволял ей смоделировать выносимый для нее уровень страдания. Если страдание было слишком сильным, она могла перенаправить нашу игру, что она часто и делала. Я не пытался вмешаться в этот процесс или подтолкнуть ее вспомнить что-то после того первого раза, когда мне необходимо было это сделать, чтобы оценить состояние девочки.

В первые месяцы нашей с Сэнди работы каждая встреча начиналась одинаково: в молчании. Она брала меня за руку и вела на середину комнаты, тянула меня вниз и жестом показывала, что я должен свернуться в положении связанного барашка. Она начинала исследовать комнату, бродила туда-сюда, возвращаясь ко мне. В конце концов, она подходила и ложилась мне на спину. Она начинала что-то тихо и неразборчиво говорить и качаться. Я уже знал, что не нужно вмешиваться или менять позу. Я позволял ей полностью контролировать происходящее. И это разрывало мое сердце.

Реакции детей, которые перенесли травму, часто бывают поняты неправильно. Так было и с Сэнди при ее общении с опекунами. Когда мальчик или девочка попадают в какие-то новые обстоятельства или новую семью, это всегда стресс, а поскольку дети, перенесшие травму, часто происходят из семей, в которых хаос и непредсказуемость являются чем-то «нормальным», они могут испытывать страх в спокойной и безопасной ситуации. Стараясь взять под контроль хаос, возвращение которого им кажется неизбежным, они будто специально провоцируют его, чтобы чувствовать себя в привычных и предсказуемых условиях.

Так «медовый месяц» опекунской заботы приемных родителей закончится, как только ребенок начинает вредничать и вызывающе себя вести, чтобы поскорее услышать привычные вопли и требования строгой дисциплины. Как любой человек, эти дети чувствуют себя комфортнее в привычных условиях. Как сказал один семейный доктор, мы предпочитаем «определенность несчастья несчастью неопределенности». Подобная реакция на травму часто приносит детям серьезные проблемы, когда ее неправильно воспринимают люди, которые приняли этих детей в свою семью.

К счастью, в этом случае я смог провести разъяснительную работу с людьми, опекавшими Сэнди, относительно того, чего можно ожидать от нее и как на это реагировать. Но сначала — вне нашей терапии, дома — ее проблемы сохранялись. Частота сердечных сокращений у нее была больше 120 ударов в минуту, что очень много для девочки ее возраста. Иногда она вела себя очень тихо и незаметно, но чаще была возбужденной и очень недоверчивой — что несколько напоминает поведение мальчиков, которых я наблюдал в лечебном центре. Я обсудил возможное позитивное воздействие клонидина с ее опекунами, ее адвокатом и со Стеном. Они дали согласие на то, чтобы попробовать, и вскоре ее сон улучшился, а частота, продолжительность и длительность плохого поведения уменьшились. С ней стало легче жить и легче заниматься — дома и в детском саду.

Наша терапия продолжалась. Примерно после двенадцатой сессии она изменила положение, в котором ей нужно было, чтобы я находился. Мне уже не приходилось лежать в позе связанного барашка; теперь я лежал на боку. Каждый раз был тот же самый ритуал. Она бродила по комнате, изучая ее, а время от времени возвращалась к моему «телу», лежащему в середине комнаты, и приносила собранные в процессе исследования вещи. Она держала мою голову, стараясь «покормить» меня. Затем она ложилась на меня, раскачивалась, «жужжала» какие-то обрывки мелодий, иногда застывала, как замороженная. Иногда она плакала. Во время этой части сеанса, примерно минут сорок, я молчал.

Но со временем, мало-помалу, Сэнди изменила программу. Она меньше бормотала что-то, не так долго исследовала комнату, а больше времени проводила, раскачиваясь и «жужжа». В конце концов, после многих месяцев лежания на полу, наступил день, когда в начале сеанса я, как обычно, уже приготовился пройти на середину комнаты и лечь, но она взяла меня за руку и вместо этого подвела к креслу-качалке. Она усадила меня. Сама подошла к книжной полке, взяла книгу и забралась ко мне на колени.

— Почитай мне что-нибудь, — сказала она.

Когда я начал, она сказала:

— Качайся!

Дальше так и продолжалось — Сэнди сидела у меня на коленях, мы качались и читали книжки.