Мальчик который. Часть 1

– Но, отец… – мальчик хотел было возразить, но Оливер ударил его под столом по ноге.

– Не зли его, – прошептал брат, опустив голову. Казалось, за все годы своей жизни Оливер научился угадывать настроение отца и всегда шипел на Луи, когда тот был особо зол.

Слёзы навернулись Луи на глаза. Он глотал их, заедая блинами, которые даже с вареньем казались ему солёными.

Семье Блэков принадлежала небольшая птицефабрика, вернее, они разводили цыплят и продавали их на соседние фермы или фабрики птичьего мяса. Отец закупал яйца, которые помещали в длинные инкубаторы с автоматически поддерживаемой температурой в 37,8 градуса по Цельсию, затем они ждали вылупления жёлтых пушистых комочков и сортировали их.

Сортировку цыплят Луи ненавидел больше всего. Ему и сестре приходилось стоять у широкого конвейера и отбирать молоденьких петушков, скидывая их в жёлоб, по которому тескользили вниз и попадали в измельчительную машину, где их, живых и громко пищащих, заживо изрезало в мясо. Некоторые, раненые, но ещё живые, барахтались и пытались сбежать, но всех их отец с братом выносили и сжигали в каменной печи напротив фабрики, либо оставляли в холодильниках и продавали на корм.

Луи намеренно долго рассматривал крылья птенцов, по которым определялся их пол, только чтобы как можно меньше несчастных попало в эту ужасную мясорубку. Иногда отец стоял за спиной и подгонял Луи, толкая его в спину.

– Живее, живее, – приговаривал он и грубо хватал цыплёнка. – Этого в трубу, – бросал он птенца и принимался за следующего.

По щекам Луи стекали слёзы, а через жёлоб внизу измельчительной машины – кровь. Мальчик слизывал с губ солёные капли и шептал каждому тёплому бьющемуся комочку: «Прости, прости, прости».

На фабрике, помимо детей Блэка, работали двое мужчин и женщина – все они были беженцами из соседней страны, в которой разразилась война. У женщины было трое детей, они были искалечены и обожжены. Эти люди, кожа которых была темнее, нежели у Луи и его семьи, жили в бараках за фабрикой, у них не было света, а мыться они ходили на речку. Они готовили мучные лепёшки на открытом огне на улице и каждое утро молились своим богам.

Семья Луи тоже молилась Богу. За завтраком, перед тем как приступить к еде, они складывали перед собой руки, и отец своимровным голосом читал молитву. Только после слов «аминь» можно было начинать есть.

– Отец наш милостивый, благодарим тебя за еду на нашем столе, за мирное небо над нашими головами, за возможность работать и восславлять имя твоё.

– Аминь, – говорила мама.

– Аминь, – говорили Оливер, Оливия и Луи.

– Отец, – однажды обратился Луи, – скажи, разве Бог посылает нам эту еду?

У матери выпала вилка из рук, а брат и сестра испуганно уставились на мальчика, боясь даже глянуть в сторону отца. Отец же спокойно опустил перед собой столовые приборы и, медленно отпив чай из своей огромной кружки, ответил.

– Конечно, Луи.

– Тогда зачем мы работаем с утра до ночи?

– Потому что Бог посылает пищу только тем, кто работает.

– Но разве мы не сами добываем себе еду? Мы зарабатываем деньги, чтобы потом купить всё нужное.

– Замолчи и ешь. Если бы не Господь наш, ты бы не сидел здесь и не наслаждался этой едой.

– Но разве Бог построил нашу фабрику? Разве он запускает наш конвейер? Разве он носит ящики с яйцами?

Отец ударил кулаком по столу.

– Не богохульствуй! – зарычал он. Глаза его налились кровью, вены на шее вздулись. – Замолчи! – закричал он, и слюна слетела с его бескровных губ.

Луи выскочил из-за стола и выбежал во двор.

– В Библии написано «не убий»! – кричал он, убегая в сторону реки. – Я не хочу больше стоять на конвейере! Я не хочу убивать цыплят!

Позже, вечером, когда соседский охотник поймал прятавшегося в лесу Луи и привёл домой, отец выпорол его ремнём. Оливер держал брата за руки, прижимая к длинной узкой лавке, стоящей в сарае за домом, а отец бил его до тех пор, пока спина, ягодицы и ноги мальчика не стали багровыми с тонкими полосками крови.

Во время наказания отец заставлялЛуи читать молитвы и таскал его за волосы, если тот сбивался, если слова его тонули в слезах и криках боли.

Сколько Луи себя помнил, он всегда был в окружении кур и цыплят. Отец запрещал ходить ему на скотный двор – мать боялась, что сын может упасть в загон к свиньям и те его затопчут и съедят, – поэтому с утра до ночи он либо крутился возлематери, которая занималась садом и огородом, либо гонял пугливых кур. Однажды он увидел, как из закатившегося в угол сарая яйца вылупился цыплёнок. Сначала скорлупа покрылась тоненькой паутинкой из трещин, затем образовалась небольшая дырочка, откуда показался маленький клюв. На минуту движение в яйце прекратилось, и Луи ткнул в него палочкой. Испугавшись, что цыплёнок не сможет сам выбраться, он легонько стукнул по скорлупе, и та раскололась надвое. Из яйца выпал мокрый слабый комочек, который, как только поднялся на своих тоненьких лапках, тут же бросился к ногам Луи.

– Он теперь будет думать, что ты его мама, – послышался голос Оливера за спиной.