Мальчик, который переплыл океан в кресле

Позже тем же днем Билли, который явно подумал над моими вопросами, протягивает мне квадратик бумаги и говорит:

– Это моя визитка.

Я смотрю на нее со смесью восхищения и ужаса.

– Любопытно. – Я так приподнимаю брови, что они могут выступать на трапеции в цирке. – Правда, пара орфографических ошибок.

Вернув Билли листок, я возвращаюсь к своей книге о паразитах.

– Мне не за орфографию платят, – фыркает Билли.

– Да тебе вообще никто не платит, Билли, – возражаю я, не отрываясь от чтения. Оказывается, можно обнаружить остриц, если заклеить задницу скотчем. – Ты не детектив, Билли Рэмзи.

Я переворачиваю страницу. Клопы, вши, клещи, блохи…

– Еще какой детектив, – драматически сопит Билли. – И я тут подумал… Перл, наверно, мертва.

Отчаявшись, я откладываю книгу. Билли видит, что завладел моим вниманием, и продолжает:

– Когда папа заносил коробки, там была одна с моими вещами, одна с твоими, одна с папиными и одна с мамиными. Вещей Перл не было. И… – Билли глубоко вдыхает и надувается, как голубь. – Папа почти не говорит о маме, а она умерла. Когда я хотел поговорить с ним о Перл, он не стал мне отвечать. Наверно, она тоже умерла.

Что вообще за логика у этого человека? Билли говорит, что, наверно, у Перл тоже была э-хлам-псы-я.

– Потому что она была у мамы, и мама уехала и не вернулась, и это было из-за э-хлам-псы-и. И тогда папа грустил и не говорил об этом, а мама была ну совсем мертвая, как паук, которого ты прихлопнул своей медицинской книжкой «Выдави мой прыщ». И вот я думаю теперь, что Перл, наверно, тоже умерла, потому что папа грустит и не хочет об этом говорить.

В конце концов, вновь обнаружив, что у меня есть язык (все это время он находился во рту), я повторяю, что Перл не умерла. У мамы была эклампсия, но она бывает только у беременных, и умирают от этого совсем-совсем редко. Я говорю, что Билли может мне верить, потому что я знаю все медицинские факты обо всем на свете. Это правда.

Видите ли, я мечтаю стать доктором с тех пор, как впервые увидел по телевизору мужчину, который прижимался губами к пластиковой кукле. Папа сказал, что он делает искусственное дыхание и массаж сердца и что так можно спасти человеку жизнь. Честно говоря, это совсем не похоже на любой другой массаж. Однажды Бабуля Ибица попросила меня помассировать мозоли на ее ногах. Губами к ним я прикладываться не стал бы ни за что на свете… Ну, так или иначе, увидев ту передачу, я больше всего на свете захотел спасать жизни.

Билли трясет головой, и его темные кудри рассыпаются во все стороны.

– Ну хорошо, умник. Если Перл не умерла и мы не можем ей позвонить, тогда она пропала. По-настоящему, как меч моего игрушечного пирата.

– Ох, – отвечаю я и прячу меч между страницами книжки про паразитов: он служит мне закладкой. – Ладно. Предположим, ты прав, и нам нужно организовать детективное агентство. Тогда придется решить, кто главный, кто будет принимать все решения.

Я свято уверен, что человеком этим буду я, и поэтому слушаю Билли вполуха: он говорит, что хочет стать тем самым тайным агентом, которого все обожают.

– Джеймсом Бондом, – бормочу я, переходя к шестьдесят третьей странице: анкилостомы.

– Перри-Утконосом, – смеется Билли.

Следующие двадцать минут мы проводим, создавая свое детективное агентство. Билли говорит, что в нашей комнате холодно и чем-то воняет, но она сгодится, пока мы не найдем чего-нибудь получше. Что-то подсказывает мне, что ничего получше мы не найдем, но я молчу. Первый вопрос: как нам назвать наше агентство? Билли предлагает вариант «Агент Билли». Я говорю, что это скучное название, и спрашиваю, сколько времени он его придумывал, секунд десять, наверно. Билли отвечает, что пять. Я предлагаю «Я – агент!». Надо признать, что лучше моего варианта просто не придумаешь, и оно уж точно лучше, чем «Агент Билли».

Билли качает головой с видом человека, уставшего от брата, который прилетел с Планеты Придурков:

– У нас нет времени на игры.

Он уходит в угол комнаты, откуда приносит карандаш и еще один листок бумаги из своей коробки.

– Да нет же, дубина, «Я – агент!» – это название агентства, – объясняю я, вставая с кровати, чтобы выглянуть из окна.

Обрывки бумаги летели по тротуарам, как крохотные призраки; по крышам туда-сюда маршировали чайки, кивая друг другу при встрече. Мое место не здесь, говорю себе я. Я должен был проснуться у себя в комнате. Я опускаю занавеску и оборачиваюсь: карандаш Билли яростно скачет туда-сюда по бумаге.

– А как насчет «Школы Преследований И Осторожных Наблюдений»? Сокращенно «ШПИОН»?

Это гениально, говорю же вам. Я еле удерживаюсь, чтобы не погладить себя по голове.