Мальчик, который рисовал тени

Ну да, штурмовики пытались бойкотировать еврейские магазины, развешивали повсюду свои плакаты и сами торчали у дверей, но люди смеялись над их дурацкими, абсурдными призывами и спокойно продолжали туда ходить, насколько позволял потощавший кошелек. Атмосфера террора еще не сгустилась, арийская утопия выглядела туманным наброском, однако Хенрик плюнул на все, отказался от предложенной кафедры криминологии и уехал в Лондон. И правильно сделал. Вскоре немецкого дипломата Эрнста фом Рата застрелил еврейский беженец Гриншпан, и началось то, чего прежде не видывали: берлинская ночь взорвалась криками, сполохами факелов и звоном бьющихся стекол. Загорелись синагоги. Из своего окна Гуго наблюдал, как бурлит на улицах безудержная ненависть. Будто Шпрее вышла из берегов. На следующее утро город проснулся выпотрошенным штурмовиками, выпачканным пеплом и кровью. Погибла почти сотня евреев, многие тысячи их были арестованы и отправлены в лагеря. У них конфисковали все телефоны и радиоприемники, ввели обязательное ношение желтых звезд, запретили пользование городским транспортом и общественными уборными, последовали ограничения на работу и учебу. Одним словом, Хенрик так и так потерял бы профессорскую должность.

Гуго перевел взгляд на дорогу за ветровым стеклом.

Показался Аушвиц, куда, кстати, должны были бы отправиться Хенрик и его мать. Лагерь выглядел внушительно: двойной ряд колючей проволоки на мощных, загнутых вовнутрь столбах, сторожевые вышки по всему периметру, прожекторы, словно чьи-то внимательные глаза, шарящие сквозь плотный снегопад. Таблички с черепом и скрещенными костями предупреждали: «Стой!» Проволока под напряжением. Всякий дотронувшийся до нее умрет прежде, чем охранник успеет схватиться за пулемет. Именно в Аушвиц и в подобные ему лагеря свозили евреев.

– Само собой разумеется, вы ни при каких обстоятельствах не должны разглашать то, что увидите в Аушвице и Биркенау, – сказал Фогт.

Ему не требовалось для убедительности прикасаться к пистолету в кобуре. Хватало злого блеска черепа на фуражке.

– В лагере выполняются важные задачи на благо тысячелетнего рейха. Мир пока не готов понять замыслы нашего фюрера, так что меньше знают – лучше спят. Мы просим вас проявить лояльность и сдержанность, не надо лишней шумихи.

– Конечно, – кивнул Гуго. – Меня проинструктировали на этот счет.

– Я покажу вам тело доктора Брауна и место, где оно было обнаружено, – продолжил эсэсовец. – Затем провожу к коменданту Либехеншелю, ему не терпится познакомиться с вами.

Шлагбаум медленно поднялся в вихре белых хлопьев, и «лоханка» вкатилась в ворота, увенчанные надписью из кованого железа. Влажные от снега буквы в резком свете прожекторов выглядели устрашающе. Почему-то Гуго стало не по себе от девиза, утверждавшего, что труд освобождает. Он отвернулся к боковому окну.

Ветер трепал ветви старой березы, росшей у входа. Вдоль дороги тянулась череда каменных бараков, аккуратных и безмолвных. Справа проступала приземистая постройка с трубами высотой в несколько метров. Везде был образцовый порядок, какого не ждешь от концентрационного лагеря.

Перед дымящей постройкой рядами по пять человек стояли заключенные. Их пальто выглядели слишком легкими для суровой зимы. Худые люди качались в свете прожекторов, словно невесомые. Поодаль были горой свалены трупы в одной только полосатой робе: животы заголены, тонкие руки широко раскинуты на снегу.

– Но это… – начал Гуго и запнулся.

Слюна во рту вдруг превратилась в песок.

– Но это?.. – ехидно переспросил Фогт, после чего от души рассмеялся, поправил козырек фуражки и слегка ослабил воротник.

Даже мощный аромат его одеколона не мог перебить вонь горелого мяса.

– В Берлине об этом месте ходят всякие слухи… – пробормотал Гуго.

– Например?

– Говорят, крематории Аушвица работают день и ночь, и в итоге мертвецов тут больше, чем работников. – Он смущенно пожал плечами.

Губы Фогта растянулись в волчьем оскале, и у него вновь вырвался смешок.

– Это не трубы крематориев. Всего лишь дымоходы лагерных кухонь, – издевательски произнес он.

Гуго сдавленно хихикнул. Артур Небе, откликаясь на просьбу коменданта Аушвица прислать лучшего следователя, дружески посоветовал Гуго сосредоточиться на работе и не задавать лишних вопросов. «Не вмешивайтесь в то, что вас не касается, – предупредил он. – Просто не суйте нос, куда не надо». Если Гуго что и удавалось в жизни, так это поступать наперекор Артуру Небе.

– Зачем их держат на морозе в такой час? – рискнул спросить он, когда машина свернула в проулок и заключенные остались позади.

– Обычная вечерняя поверка. – Фогт мельком глянул на часы.

«Лоханка» затормозила.

– Хотя вы правы, сегодня они что-то подзадержались. Возможно, имела место попытка к бегству или у дежурных просто веселое настроение.

Шофер заглушил мотор. Офицер вышел первым. Свет фар очертил широкоплечую фигуру в форменном кожаном пальто. Черная статуя на фоне ночного неба и белого снега.