Мальчик, который видел демонов

Но даже Фай не понимала, почему я хотела оставаться одной. Что-то меняется внутри, когда теряешь ребенка. Нет, все меняется. Чувство утраты совсем иное – пожалуй, не скажу, более тяжелое, – в сравнении с банкротством или потерей всего имущества при пожаре. Смерть Поппи стала другим видом агонии, другой утратой даже в сравнении с пережитым мною, когда я наблюдала, как мою мать засасывает в желтую трясину рака. И добавьте к этому всех мужчин, которых я любила, потом умножьте сумму на боль, испытанную мной, когда они все ушли, один за другим… Описать это я могу лишь одним способом и описываю редко, даже Фай ничего такого от меня не слышала: для того чтобы жить и дышать в мире, где мое дитя лишили возможности вырасти, влюбиться, сделать карьеру и родить детей, я должна оставаться неприступной крепостью. Я бегаю, не пью, слежу за тем, что ем, чтобы никому не пришлось ухаживать за мной. Откладываю шестьдесят процентов заработанного на банковский счет с высоким процентом, чтобы никогда ни от кого не зависеть. И я никогда никого не полюблю, чтобы не испытывать вновь чувство утраты.

Долгая пауза. Майкл пристально смотрит на меня. Он что-то сказал, и от меня требуется более информативный ответ, чем пустой взгляд.

– Извините, не могли бы повторить?

Он чуть улыбается и допивает апельсиновый сок.

– Вообще-то я сказал, что нашел информацию о вас в Интернете. Ваш перечень заслуг впечатляет, доктор Молокова. Медаль Фрейда за достижения в области детской психиатрии. Медаль «Восходящая звезда» Английской ассоциации детских и подростковых психиатров. Я считаю необходимым попросить вас поставить автограф на салфетке для пивной кружки.

Я улыбаюсь, пока он не протягивает мне ручку и салфетку. Теперь уже смеюсь, и звуки эти кажутся мне инородными и восхитительными. Расписываюсь, и Майкл убирает салфетку в карман пиджака.

– Что еще рассказал вам Гугл?

Он опускает глаза, и я понимаю, что он прочитал о Поппи.

– Только о ваших пристрастиях к зубочисткам и коврикам для ванн…

Теперь он смеется. Я решаюсь.

– Могу я задать вам личный вопрос?

– Да.

– Зачем ваши родители направили вас к психиатру?

Его глаза округляются.

– Ну и память у вас. У меня был воображаемый друг. Почему вы спрашиваете?

Я делаю мысленную пометку насчет воображаемого друга. Похоже, у Майкла и Алекса много общего.

– Наверное, из-за этого родительского решения психиатрические стационары вы воспринимаете как плохое место, Майкл. Многие дети с самыми серьезными психическими заболеваниями могут жить относительно нормальной жизнью при правильном лечении. Поэтому я здесь.

Майкл долго смотрит на стол. Когда поднимает голову, взгляд у него суровый.

– Вы хотите положить Алекса в свою клинику?

Я рассказываю ему о том, что произошло раньше, об отметинах на груди Алекса.

– Если у него психическое заболевание, ему необходимо лечение в соответствующей клинике, располагающей нужными медикаментами и квалифицированным персоналом. Как и в том случае, если бы требовалось хирургическое вмешательство.

– Хирургическое вмешательство, – повторяет он.

– Результаты, полученные в Макнайс-Хаусе, производят впечатление, Майкл. Действительно.

Он качает головой.

– На вас – возможно. Для тех из нас, кто провел в Белфасте последние семь лет… не очень.

Я пытаюсь зайти с другой стороны.

– В любом случае меня тревожат условия, в которых он живет. Вы видели, в каком состоянии его дом? Вы знаете, как много я обнаружила источников опасности для здоровья и благополучия?

– И как много? – Голос звучит холодно, отстраненно.

– Свыше пятнадцати.

Я рассказываю Майклу об электрической розетке, висящей на проводах, из которой иногда летят искры, о древних, подтекающих батареях, о потолочных трещинах, о разбитом окне в кухне, забитом картонкой и заклеенном липкой лентой. В таких условиях человеческие существа жить не должны, особенно мать-одиночка и ребенок, у которого, вероятно, психическое заболевание.

Майкл все обдумывает, потом говорит: «Извините меня», – и выходит из паба. На мгновение я задаюсь вопросом, может, он раскусил мой план и просто ушел, оставив меня здесь, ничего не добившись? Я маленькими глотками пью сок и проверяю, нет ли новых эсэмэсок.

Через несколько минут вновь вижу его, прокладывающего путь к нашему столику сквозь толпу любителей пива.

– Вопрос решен. – Майкл широко улыбается, плюхается на сиденье рядом со мной.

– Какой именно?

Он кладет на стол мобильник.

– Я только что позвонил своему другу, который работает в ассоциации домовладельцев, и рассказал ему все, что услышал от вас. Он говорит, что завтра утром запишет Алекса и Синди в первую строку списка на переселение. – Майкл поднимает голову, чтобы встретиться со мной взглядом. – Если вы хотите поместить Алекса в Макнайс-Хаус, значит, это вам нужно. Я понимаю. Вот и все.

Потом он идет в бар и возвращается со стаканом апельсинового сока для меня и кружкой «Гиннесса» для себя.

Глава 11 Сбор клубники Алекс

Дорогой дневник!